Звезды в моих руках

Лим Юлия

Забираюсь на кровать и сгибаю ноги в коленях. Подключаю наушники к смартфону и выбираю музыку. Конфликты рано или поздно утихают, главное – уметь ждать. Так я и сижу, пока не раздается звонок в дверь. Интересно, кто может прийти в такую рань, да еще и в субботу? Слезаю с кровати, натягиваю спортивные штаны и выглядываю в коридор.

Родители стоят рядом, лица напряженные. Мама поджимает губы, папа хмурится и смотрит в стену. На пороге стоит бабушка, папина мама. Раз в год она приносит гостинцы: варенье,

соленья, все то, что она заготавливает в избытке, а потом не знает, куда деть.

– Ну, чего застыли с такими мордами? – Бабушка впихивает сумки папе в руки. – Иди разгрузи, мне с Инной поговорить надо. – Она присаживается на скамейку в прихожей и снимает туфли с тонкими шнурками-завязками. Они скорее для декора, потому что сбоку на обуви короткая молния. Бабушка поднимает взгляд на маму, замечает меня в дверном проеме: – Чего не здороваешься? Ну-ка вылезай оттуда, – и машет мне рукой.

Выхожу, обнимаю ее. Вдыхаю запах шали и трав, смешанных с мазями и кремами.

– Пойдемте, не в коридоре же обсуждать, да и Саше этого слышать не надо. – Бабушка поднимается, опираясь на мое плечо, и ковыляет в мою комнату.

Мы с мамой идем следом, переглядываясь. Бабушка усаживается на кресло и поворачивается к нам. Оно на колесиках, поэтому на нем легко перемещаться по всей комнате.

– Ну, Инна, рассказывай. Что у вас тут происходит и почему Саша ночует у меня?

Мамино лицо становится непроницаемым. Ей будто плевать на папу. Иногда она так смотрит и на меня, но только когда я сильно провинюсь. Беру маму за руку и тяну к кровати, но она не двигается. Спина прямая, подбородок чуть вздернут.

– Наша семейная жизнь вас не касается, Антонина Ульяновна, – говорит мама.

– Все меня касается, не выдумывай, – отмахивается бабушка. – Мне, знаешь ли, на старости лет хочется пожить одной.

Сажусь на кровать. Уйти незаметно не выйдет, а в кухне папа, и с ним наедине я пока оставаться не хочу. Придется ждать, пока разговор закончится.

– Некоторые почему-то считают, что могут выгонять мужей из дома, – продолжает бабушка. – Ты мне, Инка, не нравилась, я тебе об этом еще до свадьбы сказала. Давай разбирайся со своими проблемами, к мозгоправу там сходи, и чтобы больше Саша у меня с ночевкой не оставался. Поняла?

Челюсть мамы подается вперед, а кулаки трясутся. Впервые вижу ее такой.

– Ты тоже хороша. – Бабушка поворачивается ко мне. Колесики скрипят по полу. – Отца дома нет несколько дней, а ты даже ему не звонишь и в гости ко мне не приходишь. Тоже мне, дочь!

– Антонина Ульяновна, если вы продолжите, я выгоню из дома и вас, и вашего драгоценного сыночка.

Бабушка встает с кресла. Она ниже мамы на две головы.

– Приведи хоть один пример того, что Сашка себя как-то не так ведет.

– Он ударил Алю. – В глазах мамы читается торжество

победы.

Мне становится неприятно. Опять мной пользуются в ссоре, как козырем.

– Нормальные люди своих детей не бьют, – продолжает мама. – На меня-то он руку поднять боится.

Бабушка с прищуром всматривается в мамино лицо. Вдруг она поворачивается ко мне и говорит:

– А ты Але сказала правду про ее отца?

– Антонина Ульяновна, я вас предупреждаю!

– Твоя мать тебя нагуляла и не признается в этом. – Бабушка качает головой.

Эмоции перекрывают разум. Дышать тяжело. Закрываю лицо руками, а мама шепчет, поглаживая по плечам:

– Не слушай старуху, она выжила из ума.

– Впредь будешь думать перед тем, как скалиться на ме-ня, – говорит бабушка и хлопает дверью.

– Она не в себе. Болтает всякое, чтобы меня позлить. Ты ни в чем не виновата, доченька, – говорит мама. – У Антонины Ульяновны на меня зуб.

Киваю, растирая слезы. Папы не было два дня, нужно выйти и посмотреть ему в глаза. Так обычно говорят про страхи, да? Нужно взглянуть им в лицо, чтобы победить?

– Он ведь не откажется от меня просто потому, что думает, что я не его ребенок? – спрашиваю я неуверенно.

– Если он и вправду так думает, значит, я больше не буду жить с ним в одной квартире, – резко отвечает мама. – Ненавижу тех, кто не доверяет без повода.

У меня урчит живот. Прикусываю губу, виновато гляжу на маму. В ее взгляде словно что-то проясняется. Она всплескивает руками.

– Совсем забыла тебя покормить! В задницу эти ссоры. Давай поднимайся, и пошли. Плевать, что они там думают, главное, чтобы ты поела.

За столом я не могу заставить себя поднять взгляд на папу. Почему-то кажется, что это моя вина, что это я его предала. Родилась не от того мужчины. Вымученно поглощаю слипшиеся макароны. Они плохо разогрелись, потому что мама, занятая разговорами с папой и бабушкой, поставила таймер в микроволновке на минуту меньше.

Бабушка хватает меня за руку. Ее кожа неприятно шершавая.

– Кушай быстрее, взрослым надо поговорить наедине, – говорит она, проталкивая мне в карман записку.

– Не торопите Алю. Пусть ест столько, сколько нужно, – вмешивается мама.

Папа молчит. Даже не смотрит в мою сторону. Доедаю макароны, ставлю тарелку в раковину и покидаю кухню. В комнатеразворачиваю записку с витиеватым красивым почерком. «Спроси Петра Васильевича».

Сердце ёкает. Сглатываю ком воздуха, и он болезненным шаром прокатывается по пищеводу, словно выдавливая позвоночник.

Всматриваюсь в буквы на бумажке в клетку. Они разбегаются, размываются, хаотично танцуют перед глазами. В комнату заходит папа.

– Что там бабушка написала? Покажи.