Звезды в волосах

Картленд Барбара

Внезапно он выпустил ее из рук.

— Что вы со мной делаете? — хрипло произнес он. Он встал и прошелся по комнате. Немного постоял, рассматривая белые в алую крапинку орхидеи, что в изобилии стояли на всех сервировочных столиках.

— Наверное, я схожу с ума, — сказал он наконец — С моей стороны безумие так говорить, безумие надеяться, что вы выслушаете меня. И все же я теперь знаю, что не могу жить без вас.

Гизела не отвечала, и он повернулся и стал смотреть на нее горящими глазами, пожирая ее взглядом с ног до головы. Внезапно он снова оказался

рядом с ней, поднял ее с дивана и с силой привлек к себе.

— Чего мы ждем? — спросил он. — Я люблю вас. Позвольте мне увезти вас туда, где вас никто не знает. Восточная Индия, Карибские острова. Южная Америка — какая разница, куда мы поедем, раз мы будем вместе, раз я смогу любить вас и вызвать в вас ответную любовь?

— Пожалуйста, прошу вас… — запиналась Гизела, вырываясь из его рук, напуганная ожесточенным неистовством, прозвучавшим в его словах.

Он отпустил ее так неожиданно, что она чуть не упала и вынуждена была опереться рукой о подлокотник.

— Неужели вы и впрямь так холодны? — со злостью выкрикнул лорд Куэнби. — Неужели мои слова не взволновали вам кровь? Неужели огонь, бушующий во мне, не пробудил в вас такого же пламени?

Гизела с усилием ответила ему дрожащими губами:

— Мне кажется… лорд Куэнби… — сказала она с трогательным старанием не уронить своего достоинства, — любая женщина… сочла бы трудным… понять вас или поверить вам. То вы говорите о ненависти и презрении ко мне, а в следующую минуту вы говорите… о любви.

— Разве я недостаточно ясно все объяснил? — спросил он, Гизела покачала головой.

— Нет, — сказала она и села на диван. Он помолчал, а потом совершенно для нее неожиданно опустился перед ней на одно колено.

— Ну где мне найти слова, чтобы вы поняли меня? — спросил он уже совершенно по-другому. — Я боюсь, что не успею, время так быстро бежит. В любой момент вы можете покинуть меня. Как мне сказать вам, что я люблю вас так, как никогда не думал, что смогу кого-нибудь полюбить?

Гизелу пронзило острое ощущение того, что он перед ней на коленях, что его лицо совсем близко от ее лица.

Но она сумела спокойно произнести:

— Мне кажется, не стоит верить тому чувству, что приходит к человеку в мгновение ока. Настоящей любовь становится только со временем. Та любовь, о которой вы говорите, лорд Куэнби, наверное, так же ошибочна, как и тот гнев, который, по вашему мнению, вы питали ко мне.

— Вы знаете, что вы восхитительны, когда хотите быть серьезной? — спросил он непоследовательно. — Когда стараетесь прозвучать укоризненно? Совсем как ребенок, который играет в судью. Моя дорогая, моя королева, почему вы теряете время на всякий вздор? Я люблю вас и верю, что в глубине души вы тоже немного любите меня.

Гизела от удивления широко раскрыла глаза. Потом, осознав свою вину, она вспомнила, кем должна быть.

— Я никогда не давала вам повода предполагать подобное, лорд Куэнби.

— Слова тут не нужны, — возразил он. — Мне поведал обо всем свет в ваших глазах, поворот головы, ваш взгляд, губы, которые чуть-чуть полураскрыты,

когда вы приходите в восторг или когда вам что-то очень понравилось. Я знаю вас. Вы можете не верить, но это так. Вы так долго жили в моем воображении, что я узнал вас даже лучше, чем себя.

— Тогда вам должно быть известно, что я не могу серьезно отнестись к вашим словам, — сказала Гизела. — Вы забыли, кто я? Какое положение я занимаю в Австрии?

— Забыл ли я?! — воскликнул лорд Куэнби. — Да. Я отбросил все эти мысли. Я помню только, что вы женщина, та женщина, которую я люблю, которая нужна мне. Я помню только то, что мы здесь с вами одни, вы и я, и что нам дано так мало времени.

Он поднялся с места и снова привлек к себе Гизелу. Она хотела ускользнуть от него, но не успела; и теперь, очень нежно и бережно, но в то же время с решительностью, которой нельзя было перечить, он обнял ее и крепко прижал к себе.

На мгновение ее охватила паника, одно мгновение она трепетала в его руках, словно пойманная птица, но когда его губы коснулись ее, она поняла, что вырваться не удастся. От его поцелуя она стала совершенно беспомощной, полностью порабощенной. Пропало даже стремление спастись от него; она забыла, что ей следует отвергнуть его притязания, избежать его объятий; она забыла, кто она такая и кого должна здесь представлять. Его поцелуй заставил ее окунуться в глубокие, хрустальные воды моря. Она почувствовала, как они сомкнулись у нее над головой, и потеряла всякую способность размышлять; она ощутила только чудесный восторг, до сих пор ей неведомый, мерцающее, трепещущее пламя внутри, как будто он зажег в ней огонь.

Как долго длился поцелуй — она не знала. Мир вокруг нее был позабыт, все исчезло, она была в его руках, полностью, без остатка в его власти, а остальное — не имело значения. А когда, наконец, он отстранился от ее лица, она смогла только пробормотать что-то невнятное и спрятать лицо у него на плече.

— Дорогая моя! Любимая! Сердце мое и жизнь моя! — бормотал он. — Я мечтал об этом, хотел этого всю свою жизнь, сам того не подозревая.

Он наклонился к ней и осыпал поцелуями ее плечо, нежную шею, щеку, которую она все еще отворачивала, а потом его губы коснулись ее волос.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Я люблю тебя. Господи, если бы ты только знала, как я люблю тебя!

Гизела попыталась очнуться от наваждения и подумать, как ей теперь поступить, попытаться внушить себе, что поступает не правильно, что ей следовало бы рассердиться или обидеться. Но она оставалась в его объятиях, чувствуя звон в ушах, охваченная дрожью и порывом радости, который нельзя было выразить никакими словами. , Его пальцы коснулись ее волос, и она поняла, что он вынимает из прически тщательно приколотые звезды. А потом он стал вынимать шпильки, рассыпав их по полу, распуская блестящие локоны, которые Фанни укладывала с таким старанием. Когда мягкие, шелковые пряди волос начали рассыпаться по плечам, Гизела попыталась протестовать. . — — Нет… нет… — пролепетала она. — Вы не должны.