Звезды взрываются внутри
Шрифт:
– Послушай меня, Санжар, – я практически шипела ему в лицо, – мне наплевать, кто и что тебе про меня сказал. Но только посмей, – я покачала головой, – только посмей еще хоть раз со мной заговорить.
Я сомкнула губы. Мне хотелось сказать, что в таком случае я вызову полицию или расскажу все папе, или проткну его ножом. Но все это было просто нелепо, поэтому я просто замолчала, дожидаясь, когда откроется лифт.
Вытерев со щек злые слезы, я вошла в открытую кабину, решив почему-то, что он останется снаружи. Но у него хватило наглости пойти вслед за мной, не проронив при
Через минуту, полную звенящего молчания, кабина дернулась и остановилась, дверцы разъехались в стороны.
– Вот вы где, мы вас потеряли, – Мурат показался у входа к раздевалкам. Санжар молча протиснулся мимо него.
Мурат подошел ко мне и легко повернул мое лицо, положив пальцы на подбородок. Я автоматически уставилась на него, понятия не имея, что он хочет мне сказать.
– Надеюсь, ты не обижаешься, что я накричал на тебя на дороге?
Я несколько раз моргнула, я уже успела забыть об инциденте с машиной. Естественно, он тут же решил, что случившееся послужит отличным поводом поставить его в положение виноватого передо мной. Я попросила его не вспоминать больше об этом, а он ответил: «Я просто хочу, чтоб ты знала, я накричал, потому что слишком испугался за тебя. Не знаю, как бы я пережил, если бы с тобой что-то случилось…» – и поцеловал меня в лоб.
Все мое существо восстало против этого. Я, в который раз за сегодняшний день, высвободилась из объятий, и, неловко улыбнувшись, ретировалась в раздевалку. Мое душевное равновесие было под угрозой, никоим образом я не могла представить, что окажусь в центре чьих-то действий или мыслей.
Все уже переоделись, и я поспешила к стойке проката, стараясь не думать о коньках, льде и катке в целом. Я все еще надеялась, что у них не окажется моего размера. Но, конечно, тридцать седьмой, самый ходовой, имелся в избытке. Я села на лавку и натянула коньки на ноги. Ради эксперимента попыталась встать на ноги, но тут же плюхнулась обратно.
Не знала, какое это мучение – завязывать шнурки! Я пыхтела уже минут пять, когда заметила, что кто-то стоит рядом и наблюдает за моими усилиями. Санжар. Я выпрямилась на сиденье, кинув на него холодный взгляд.
– Что? У тебя подоспела очередная порция оскорблений?
Он молчал, и я перестала обращать на него внимание, вернувшись к своим шнуркам.
– Эля, – услышала я над своей головой.
Он больше ничего не сказал, и когда я подняла голову, мы встретились с ним взглядом. Он качнул головой с виноватым видом. Наконец, он сделал глубокий вдох, и я услышала это:
– Прости меня, – он снова покачал головой, – я не знаю… как так вышло, но я вовсе не намеревался…
Он снова замолчал, и мы целую минуту молча смотрели друг на друга, пока я пыталась придумать, что на это ответить. Мне тоже пришлось сделать тяжелый вдох.
– Ничего. Все нормально. Я б-б-больше не хочу говорить об этом. А теперь можно я закончу со своими коньками. –
Он также молча смотрел на меня пытливым взглядом, но я не собиралась заботиться о том, удовлетворяет ли мой ответ его внезапно проснувшееся чувство вины.
Практически все уже покинули раздевалку, а я все еще возилась со шнурками. Мне надо было попросить кого-то помочь, кто знаком с этой шнуровкой, но я слишком долго витала мыслями в другом месте. Наконец, кое-как справившись со шнурками, я неловко выпрямилась, и мне пришлось опереться на стену, чтобы не упасть.
– Эй, ты как?
Радом со мной очутилась Асем, которая поддержала меня за локти, пока я пыталась встать на ноги. Она сама держалась довольно уверенно, балансируя на тонких ребрах коньков, и я попыталась разглядеть ее ноги, отчего снова упала на скамейку.
– Нет, так дело не пойдет, – Асем схватила стул и села передо мной, – давай сюда свою ногу.
– Что?
– Если плохо зашнуруешь, есть угроза сломать ноги, – произнесла она, распутывая мою слабую шнуровку.
Я глазам своим не верила. Чистюля Асем, которая если отдаст тебе свою пилочку, то больше никогда не возьмет ее обратно в руки, и которая комментирует все мои движения, словно я выступаю на сцене, сама завязывает мне шнурки. Диана ни за что мне не поверит.
– Что ты так смотришь на меня, – усмехнулась она, – я пять лет занималась фигурным катанием. Самая лучшая шнуровка – это когда шнурует кто-то другой.
– Спасибо тебе большое, – теперь я чувствовала такую благодарность, что у меня увлажнились глаза.
Вот вечно так со мной, стоит кому-то проявить заботу, как я готова расцеловать человека.
– Не обращай внимания на Санжара, – вдруг сказала она, – мальчики всегда ведут себя, как придурки, рядом с теми, кто им нравится.
У меня замерло сердце. Закончив с моей второй ногой, Асем встала со стула и вернула его на место.
– Ты думаешь, я ему нравлюсь? – в моем голосе явственно слышалось недоверие.
Асем помогла мне встать на ноги – стоять на коньках теперь практически не составляло труда.
– Ну, учитывая, что он постоянно на тебя смотрит, пока ты не видишь, то, думаю, ты действительно чем-то его заинтересовала.
Я задумчиво кусала кончик большого пальца, пытаясь ухватить какую-то мысль, которая постоянно ускользала.
– Я очень надеюсь… – начала я, но Асем меня перебила:
– Пошли, они все, наверное, уже на катке. Не хочу пропустить момент, когда Данияр увидит Айгеру на коньках – она обалденно катается.
Глава 3
Я уже говорила, что не умею кататься на коньках? Координация, ловкость и я – три несовместимых понятия. Помню, мы играли в футбол с детьми во дворе, и меня поставили на «ворота». Я думала, что зрелищно, как в кино, отобью ногой мяч (руками ведь трогать запрещено), и все увидят, какая я умелая. Нога моя оказалась в совершенно другом месте, чем мяч, а главное, я даже руки от пояса не убрала, была уверена, что все само собой получится. Вот какая я была самонадеянная. Кажется, с того дня в футбол я больше никогда не играла.