Звезды взрываются внутри
Шрифт:
– Ты собралась вечно смотреть на свой гамбургер? Может, все-таки начнешь его есть?
Голос Санжара звучал так язвительно, что я тут же схватила свой сверток и откусила здоровенный кусок.
– Так-то лучше, – прозвучал рядом его удовлетворенный голос.
Надо было только начать. Оказывается, я сто лет не ела гамбургеров с картошкой фри с кисло-сладким соусом, периодически отпивая из стакана с колой и отшучиваясь, когда друзья спрашивают, осталось ли на мне еще живое место.
– Ребят, я наблюдал за Элей, и, я серьезно, мне кажется, у нее есть будущее в каскадерской
Это было так смешно, что я фыркнула прямо в свой стакан, забрызгав себе лицо.
Когда мы спустились в паркинг, я уже была такой сонной, что еле держалась на ногах. Но все равно хотела сесть за руль и уехать быстрее, чем Санжар сядет в машину.
– Даже не думай, – прозвучал у меня над ухом знакомый голос, когда я уже открывала дверцу. Видя, что я замешкалась, он молча вытащил ключи из моей руки и кивнул на пассажирское место, куда я и послушно направилась, потому что не в силах была больше спорить. На секунду я засмотрелась на машину Мурата, раздумывая, не юркнуть ли мне внутрь.
– Эльназ, черт возьми, – Санжар почти рычал.
Обернувшись, я бросила на него удивленный взгляд.
– Сядь. В машину, – он на миллиметр склонил голову к плечу, – пожалуйста.
– Вы гляньте, электричество вокруг вас просто искрится в воздухе, – бросил Данияр, проходя мимо нас.
Я быстро села в машину, чтобы укрыть свое пунцовые щеки, а Санжар как ни в чем не бывало сел за руль, обстоятельно подергал рычаги и ремни и рванул с места, как только я пристегнулась.
– Не засыпай, мы приедем через 5 минут, – он впервые заговорил с того момента.
Я уже ненавидела эту его привычку разговаривать со мной, даже не взглянув ни разу. Я подтянула колени, держа правую руку на весу. За окном проносились фонари, освещающие кольцевую дорогу.
– Я снова в чем-то провинился?
Я развернулась к нему. Он все еще не смотрел на меня, и это раздражало больше всего.
– Ты – твердолобый, непробиваемый…
Я замолчала. Невозможно разговаривать с человеком, который всем существом показывает, насколько он не обращает на тебя внимания.
– Можешь успокоиться, – выговорила я, решив ему подыграть, – ты не являешься моей следующей жертвой.
– Это я уже понял, – он усмехнулся.
Уголки его губ поднялись в улыбке, будем честны, невероятно сексуальной, приковывающей к себе взгляд. Может, все дело в форме зубов, я заметила, что его клыки на полмиллиметра выступают чуть дальше, чем другие зубы, и это придавало какой-то особый изгиб внутреннему краю его верхней губы, практически как.
В очередной раз осознав, что засмотрелась, я резко отвернулась к окну, старясь не показывать, что меня всю пробирает дрожь. Я бы многое отдала, чтобы в эти минуты у меня не замирало сердце, и мне не нужно было бороться с собственными фантазиями о том, как я обнимаю его за шею и целую этот твердый подбородок, эту линию челюсти.
Когда мы подъехали, я сразу же выскочила из машины и пошла к дому. Сотовый я оставила заряжаться на первом этаже в гостиной, и теперь мне пришло в голову, что там могут быть пропущенные звонки от родителей. Так и есть, пять звонков от отца, и пятнадцать пропущенных от мамы.
– Алло, мам.
– Ну, наконец-то, – мама ответила после первого же гудка, – Мирхан! Мирхан, иди сюда, Эльназ звонит. Где ты ходишь? Ты в курсе, что мы переживаем? Я себе места не нахожу весь вечер. Ты хоть представляешь, как мы беспокоились?
– Мам, – успела я вставить, – мы же только утром созванивались.
– Не перебивай, когда взрослые разговаривают, – у мамы была просто мастерская способность в доли секунды сменять тон со строгого на жалобный и обратно, – ты совсем о нас не думаешь? Неужели мы вырастили такое неблагодарное создание, мы с такой любовью тебя растили, старались от всего оберегать. – в трубке раздался отчетливый всхлип. Вместо ответа я оторвала телефон от уха, и, схватив ее обеими руками, несколько раз стукнула по своему лбу.
– Алло… алло? Ты слышишь меня? Почему ты мне не отвечаешь?
– Я тут, мам. Я все слышу. Пожалуйста, не надо плакать, – не знаю, зачем я это сказала, это все равно, что просить дождь не капать.
– Дочка? – послышался голос папы, и я с облегчением прижала телефон к уху.
– Пап, что случилось, что за паника?
– Сейчас уже три часа ночи, и ты спрашиваешь, что за паника!
Я зажмурилась, я совершенно забыла о разнице во времени.
– У меня телефон разрядился, и я оставила его дома, – четко произнесла я, зная, что это уже ничего не изменит. Папа тоже добавил пару жалоб о «неблагодарной дочке» и моей безответственности. Я молча ждала, когда они выговорятся, но мысленно уже распрощалась с планами пожаловаться на Ануара, Сабину, и вообще все последние события. Сегодня явно не твой день, детка.
Мама снова перехватила трубку, и теперь начался долгий монолог по поводу того, что они вдвоем с папой работают не покладая рук, чтобы я ни в чем не нуждалась, а я этого даже не ценю. Я все еще молчала, хотя внутренне уже зрели резкие ответы, готовые сорваться с моего языка. Я одной рукой расчесывала волосы, распустив косичку, и отвернулась от только что вошедшего Ануара. По его виду можно было сказать, что он собирается остаться здесь на месяц, изучая корешки стоящих на полке книг.
Когда с воспитательным моментом, наконец, было покончено, мама как ни в чем не бывало оповестила, что теперь может пойти спать, пожелала мне спокойной ночи, сказала, что любит меня, и передала телефон папе. Интересно, мамы у всех такие ненормальные или только у меня?
– Папа, – я уселась на диван, откинув голову на спинку, – наверно, лучше дать ей успокоительное, вряд ли она сейчас сможет заснуть.
– Я уже дал ей «Новопассит», – папин голос тоже звучал устало, – как же ты нас напугала, девочка.
Мы помолчали секунд десять. Я раздумывала, сказать или не сказать о Санжаре, о том, что потянула руку, и что мне здесь не так весело, как мы надеялись, что будет.
– Я все понимаю, дочка, – раздался в трубке папин голос, – вы веселитесь там, отдыхаете. Мы тоже были молодыми, я все понимаю… И не обижайся на маму. Это ее способ выразить, как мы за тебя волнуемся.