Звонкий ветер странствий
Шрифт:
– Очень вкусные пирожки! – заявила маленькая Лиза Бровкина, перепачкавшись яблочной начинкой до полной невозможности. – Прямо, как у папеньки в деревне…, – и, жалостливо всхлипывая, горько заплакала…
Все тут же бросились утешать малютку. Егору даже пришлось спуститься в кают-компанию за старенькой испанской гитарой, висящей на стене, и, вернувшись, исполнить несколько смешливых и немудрёных детских песенок. Лиза быстро успокоилась и, весело расхохотавшись, выразила желание – незамедлительно заняться игрой в детское домино.
Когда дети дружной стайкой спустились в кают-компанию, Егор приступил к осуществлению задуманного плана. Для начала он подошёл к детскому столу, взял с блюда маленький пирожок, с удовольствием съел его и задал Лаудрупу совершенно невинный вопрос:
– Неужели все корабельные коки – датского происхождения – такие умельцы, что про них складывают легенды?
– Бывает, конечно, иногда, – смущённо пробормотал Людвиг. – А эти яблочные пирожки – совершенно обычные, можно было испечь и гораздо вкуснее. Кстати, господа и дамы, а не попросить ли, чтобы нам подали кофе и ликёры?
«Ещё раз попробуй, братец,
Егор, дождавшись, когда с кофе и ликёрами будет покончено, взял в руки гитару и, предварительно попросив тишины, торжественно объявил:
– Господа, позвольте мне спеть одну песенку, что называется, по теме. Она на русском языке, но, думаю, что все поймут – о чём она. А Енсену, – подмигнул помощнику капитана, – потом кто-нибудь обязательно переведёт. Итак, господа и дамы, «Песенка корабельного кока»!
О том, что эта песня пришла сюда прямо из далёкого двадцать первого века он, понятное дело, говорить не стал, просто взял несколько нехитрых гитарных аккордов и спел:
Вечер. Очень тёплый. Звёздно-хмурый.Шепчет мне – о всяких разных странах…Над седой волною – чайки-дуры,Всё меня ругают – неустанно…Сороковник, мол, не за горами,А чего ты видел – в этом мире?Всё бумагу пачкаешь – словами,Пьянствуешь-живёшь в своей квартире…И о том, что не сложилось – вовсе,Всё жалеешь, на исходе лета…Раз в неделю – тупо – ходишь в гости,В преферанс играешь – до рассвета…А ведь там – мы то видали сами —Острова тропические дремлют.Корабли – под всеми – парусами,К ним несутся, скуки не приемля…Звон железа, тонкий визг картечи,Абордаж, добыча, раны, слава…Ты наплюй – на этот тёплый вечер,И беги отсюда – неустанно…И девчонки тонкие – печально,Жадными глазами – к горизонту…О любви грустят – необычайно,Ждут своих героев – ночью чёрной…И ответил я – уговорили!Почему бы нет? Мне камни в печень!Подошёл к ближайшей бригантине,Вышел капитан седой навстречу…Не нужны – случайно вам – матросы?Нужен кок? Да я готов – и коком…Завтра уплываем? Без вопросов.Я готов порвать – свой тесный кокон…Лишь бы – острова, а там – девчонки,Лишь бы каждый день – как будто новый…И глаза – стреляют из-под чёлки,Над дверями камбуза – подкова…Капитан, а может быть – сегодня?Якорный канат? Да я – зубами…Лишь бы побыстрей! Убрали сходни.И вперёд – под всеми парусами…И печаль уже – как льдинка – тает.Дремлет океан – ночной, глубокий…И по курсу прямо вырастаетЮжный Крест – обманчиво-далёкий…И по курсу прямо – вырастаетЮжный Крест – обманчиво-далёкий…Санька, чуть поахав, искренне удивилась:
– Саша, а я и не знала, что ты так хорошо умеешь петь песни! Восемь с половиной лет прожили с тобой, а я и не знала…
Гертруда только громко и непонятно вздохнула, смущённо отводя глаза в сторону. А Ванька Ухов-Безухов – с головой, тщательно забинтованной широкими полосами белой льняной ткани – восхищённо постучал ладонями по коленям и заявил:
– Ну, Александр Данилыч, ты даёшь! Такое завернул – про абордаж и печальных девчонок! Про Южный Крест… Прямо, про нас!
Людвиг Лаудруп, улыбнувшись насквозь понимающе, возразил:
– Нет, Ваня, ты неправ! Про меня эта песенка. Только – про меня. Правда, лет мне тогда было совсем даже и не сорок, а, наоборот, восемнадцать с небольшим…
– Как это – только про тебя? – всерьёз обиделась Герда. – А как же я? Скажешь, что я здесь ни при чём? Тогда ты – последний и подлый негодяй…
Дождавшись, когда Гертруда выговорится, Егор вкрадчиво попросил:
– Хватит, друзья мои, ходить вокруг да около… Рассказывайте уже, не томите! Почему тебя, Людвиг, вчера все в Плимуте называли – Датским Коком? И одноглазый пират Ван, и роковая черноволосая красотка Мэри? Ну, та, которая передавала Герде горячий привет…
– Что такое? – от волнения (или от удивления?) широкое лицо Гертруды тут же покрылось ярко-красными пятнами. – Чарльз Ван до сих пор жив? Как такое может быть? Я же тогда, много лет назад, влепила ему одну пулю в грудь, а другую – в голову… Мэри? Высокая, черноволосая, с золотой пиратской серьгой в ухе? Мэри Ред [15] , моя лучшая, закадычная подружка?!
– Ну, не успел я…, – извинительно забубнил Лаудруп.
15
Чарльз Ван и Мэри Ред – реальные исторические персонажи, возглавлявшие в начале восемнадцатого века достаточно крупные пиратские шайки, оба действовали под негласным покровительством британской короны.
– Старый бесстыжий негодяй…
Минут через пять-шесть и этот горячий диалог подошёл к своему логическому завершению, после чего супруги Лаудрупы влюблено и понимающе переглянулись, и Людвиг примирительно предложил:
– Давай, Герда, ты начнёшь, а я, если что, подхвачу? У тебя же язык подвешен гораздо лучше моего. Ну, начинай!
– Хорошо, как скажешь, дорогой, – покладисто согласилась Санькина датская подруга, немного погримасничала, собираясь с мыслями, и приступила к рассказу…
– Знаете, мои дорогие друзья, эта история, которую я сейчас поведаю, стара, как и весь этот прекрасный мир, окружающий нас со всех сторон. Как это море, как, вот, это голубое и бездонное небо… Маленькая рыбацкая деревушка, разместившаяся на морском берегу в тридцати пяти милях от датского города Копенгагена. Тёмно-жёлтые низенькие дюны, ярко-зелёные высоченные сосны, розово-сиреневые корзинки цветущего вереска, рубиновая брусника, вызревающая по осени… Домики-развалюхи с давно некрашеными стенами, покосившиеся плетёные заборы, тощие чёрно-белые поросята, без отдыха снующие туда-сюда, старинные гнёзда аистов – на не менее старинных крышах. Древнее кладбище, где все таблички на могильных холмиках – без единого исключения – говорят о том, что здесь покоятся только храбрые моряки и рыбаки, да ещё их отцы, матери, верные жёны и малолетние дети… И нет никакого выбора – всем родившимся в этой деревне! Рождение, море, море, море, море…, смерть… Всё – на этом! Не знаю, как вам ещё объяснить… Как это, вообще, можно объяснить?! Ты всего лишь родился, а уже всегда – днём и ночью – только и слышишь, что шум морского прибоя. Тебе год, а море – шумит, тебе исполнилось десять лет, а оно – шумит, ты умер – сто пятьдесят лет назад – а оно шумит… Вот, в такой рыбацкой деревушке мы с Людвигом и выросли. Морской прибой, повсюду – рваные рыбацкие сети, вывешенные на просушку. Руки отцов – мозолистые и шершавые, руки матерей – красные и разбухшие от постоянного общения с соляным раствором. И деревенское кладбище… Постоянно кто-то из мужчин тонул. Постоянно! Каждые две недели кого-то хоронили. Так было заведено много веков тому назад. Не нами заведено, не нам и переиначивать! Ладно, хватит уже о грустном… Короче говоря, мы с Людвигом были соседями. Скорее всего, даже, очень дальними родственниками: может, пятиюродными, может, шестиюродными братом и сестрой. В маленьких рыбацких деревушках, если тщательно разобраться, все друг другу – родственники… Людвиг меня старше на целых три с половиной года. И, что с того? Вместе росли, играли в доблестных виталийских братьев, отважных путешественников, пиратов, в храбрых капитанов и их верных подруг.…Потом выросли, потихоньку начали хороводиться, даже, серьёзно целоваться тайком. Всё однозначно и уверенно шло к весёлой сельской свадьбе, да и наши многочисленные родственники были только «за». И, вдруг, – Гертруда насмешливо нахмурилась, – некоторым молодым и не в меру горячим людям неожиданно взбрело в голову – поиграть в записного ревнивца…
– Ничего и не взбрело! – возмутился Людвиг, но, заглянув жене в глаза, тут же смягчил тон: – Ну, наверное, взбрело. Молод был, невыдержан, избыточно горяч… Можно, я тоже чуток расскажу? Спасибо… Так вот. Мне тогда только что исполнилось полных восемнадцать лет. По нашим деревенским меркам – уже взрослый мужчина, обязанный и себе зарабатывать на жизнь, и в родительское гнездо регулярно приносить деньги, чтобы было, на что поднимать младших братишек и сестрёнок… Я с одиннадцати лет отирался возле кузни хромого Свена. Сперва просто – подай-принеси, подержи-сбегай. Потом стал огонь разжигать в кузнечном горне, готовить нехитрые обеды-ужины для молотобойцев, благо они были ребятами добрыми и непривередливыми… Если говорить совсем, уж, по-честному, то не грело меня это кузнечное дело. С самого малолетства грезил я о дальних морских путешествиях. Тропические вечнозелёные острова, покрытые яркими цветами, тонкий визг картечи, раны, слава, Южный Крест – прямо по курсу.… Ну, и об этом, как там его? О звонком ветре странствий! Только милашка Гертруда меня и удерживала на родимом берегу… Ладно, продолжаю. К восемнадцати годам я стал полноправным кузнечным подмастерьем, мне хозяин уже много чего доверял по-настоящему серьёзного. Вот, и в то безоблачное июньское утро… Отправил меня хромой Свен в соседнюю деревню, которая была раза в два побольше нашей. Соответственно, и кузня там была поприличней и побогаче. Надо было – по записке моего хозяина – забрать там длинный прут какого-то хитрого сплава на медной основе. Иду себе, никого не трогаю, искренне радуюсь жизни, думаю о своей ненаглядной и симпатичной невесте. Кругом птички поют, бойкие кузнечики весело скачут под ногами, солнышко светит… Взобрался я на пологий холм, с которого открывался отличный вид на соседскую деревню. В том числе, и на новёхонький причал, к которому – как раз – подошла гребная шлюпка с двухмачтового корвета, вставшего на якоря в четверти мили от берега. Смотрю, среди встречающих – моя милая Герда. Удивился я немного, ни о чём таком она мне не говорила, не предупреждала. А сердечко учащённо так забилось, всякие нехорошие предчувствия поселились в нём… Короче говоря, не стал я спускаться с холма, а, наоборот, предусмотрительно залёг в густых кустиках цветущего вереска. Лежу себе, наблюдаю старательно. Вот, шлюпка пристала к берегу, гребцы убрали вёсла, на дубовые доски причала стали вылезать люди, одетые в морскую королевскую форму. Один из них – очень высокий такой, стройный, широкоплечий – мне сразу чем-то не понравился. Сразу…