Звоночек 4

Маришин Михаил Егорович

— Наша эскадрилья была поднята по приказу с КП полка, чтобы перехватить бомбардировщиков, шедших к центральной переправе. Японцев прикрывали истребители И-97. Комкор Смушкевич ввязываться в бои на горизонталях запретил, потому, что самураи маневреннее и имеют преимущество. Вверх после атаки уходить тоже было запрещено, у японцев скороподъемность лучше. Атаковать сверху и уходить вниз, после чего в стороне набирать высоту и вновь атаковать сверху. Как они в Испании делали. Мой самолет во время атаки был подбит. Стрелок японского одномоторного бомбардировщика повредил мотор и он перестал

тянуть. За мной увязался И-97, догнал и сбил, как я ни крутился. Выбросился с парашютом. Повезло, сказали, фонарь после отстрела прямо по японцу попал, он испугался и смылся, а то бы расстрелял меня, пока я как сосиска болтался. Приземлился прямо на голову Жукову, а он на меня с матюками! Все!

— Точно все? — спросил я с упором.

— Все! — зло ответил лейтенант.

— Уведите арестованного! — приказал я и повернулся к Булыге. — Соедините меня со Смушкевичем. Скажите, капитан Любимов, немедленно.

Озадаченный моим недовольным и властным тоном, майор, тем не менее вызвал коммутатор и протянул мне трубку полевого телефона. Смушкевич, раздраженный тем, что я дергаю его во время совещания, тем не менее, полностью подтвердил свой приказ истребительным авиаполкам.

— В чем состав преступления лейтенанта Зайченко? — в упор спросил я начальника особого отдела. — В том, что он выполнял приказ командира? Причем, приказ абсолютно правильный?

— Комкор Жуков распорядился! У него особые полномочия! Ему их сам товарищ Сталин дал! — отвечая сразу на все, перешел в контратаку Булыга.

— Что? Товарищ Сталин дал комкору Жукову полномочия чихать на советские законы? Товарищ майор, я у вас здесь временно и скоро буду в Москве, где обязательно лично спрошу у товарища Сталина об этом.

Булыга сник и глядел на меня, как побитая собака.

— По уму, майор, я сейчас и тебя и военюриста, и дивкомиссара, как их там, фамилии запамятовал, что приговор вынесли, арестовать должен. Вы же на все, на закон, на следствие, на правосудие наплевали! Понимаешь ты это? Понимаешь… Потому и не расстрелял еще никого под благовидным предлогом. Остальные дела такие же? Давай сюда, смотреть будем.

Действительно, из двенадцати арестантов оказалось только двое «самострельщиков», остальные были «оприходованы» по прямому приказу Жукова «Судить! Расстрелять!», который такими методами укреплял дисциплину в войсках. В оправдание командующего пограничник признал, что последняя, действительно, на обе ноги хромала.

— Знаешь, Булыга, если я тебя сейчас смещу, то мне самому в твое ярмо влезать придется, — сказал я, спустя три часа допросов, наведения справок и телефонных переговоров с отдельными частями. — Давай сделаем так. Я тебе даю сутки, чтобы все привести в нормальное состояние по этим расстрельным делам. Как уж ты будешь выкручиваться и приговоры отменять — твое дело. Надеюсь, что в дальнейшем мы сработаемся. И еще. В одно лицо работать в авиагруппе мне тяжело будет. Людей бы подкинул, а?

— Нет у меня людей. Три сотни пограничников у меня всего осталось, две трети из которых охраняют переправы и штаб командующего. Остальные лазутчиков ловят.

— Кстати, километров полсотни на запад по тракту и около тридцати южнее недобитки сидят, надо бы зачистить, —

вспомнил я об оставшихся в степи калеках.

— Это тот отряд, что летчики разбомбили?

— Да.

— Так посылали же бронероту на той неделе туда, доложили, что уничтожили всех.

— Недоработочка, товарищ майор. А потом самолеты «Аэрофлота» в Тамцак-Булак не долетают. Исправляй. Хотя погибших уже не вернешь… — сказал я с горечью в голосе.

— Товарищ майор! — перебил меня вбежавший в блиндаж возбужденный пограничник. — Стрелковый батальон оставил позиции! Бежал! Командующий группой требует немедленно найти и навести порядок! Восстановить положение! Комбата арестовать, он нового уже послал!

— Где? — вскочил Булыга с места.

— Напротив Песчаной!

— Сообщите на переправу, никого с восточного берега не пускать! И пусть не зевают, японцы могут на плечах прорваться! — начал командовать майор. — Едем!! Резервное отделение, в ружье!!!

Захваченный поднявшейся общей суетой я тоже во всеоружии заскочил в кузов грузовика. Через двадцать минут, уже на той стороне, мы в темноте едва не врезались в толпу бредущих по степи людей.

— Что за часть? Где командиры?! — закричал вылезший из кабины на подножку Булыга. — Стоять!!!

Человеческое стадо, иначе не назовешь, остановилось, стрелять для острастки не пришлось. Паническая истерика была уже позади и люди просто уныло шли в том направлении, в котором раньше бежали, не думая зачем и куда, лишь бы подальше.

— Командиры где, я вас спрашиваю?!! — еще раз проорал во всю глотку, стараясь казаться как можно более грозным, начальник особого отдела. Пограничники в кузове демонстративно передернули затворы винтовок и пулеметов и направили стволы на людей. Те, конечно, могли бы ответить тем же, но у большинства руки оказались пустыми, а те, кто не бросил оружия, были подавлены и осознавали свою вину, потому и не сопротивлялись. Толпа в одном месте колыхнулась и из ее глубины на голос майора стал пробираться человек. Подойдя вплотную он, стараясь говорить твердо, мальчишеским голосом представился:

— Лейтенант Порушин, командир противотанкового взвода.

— Где остальные, лейтенант?!! — продолжал «наезжать» Булыга. — Где комбат? Командиры рот?!

— Мы с марша! А нас в атаку! Ночью! Без огня! Без разведки! Кто так воюет?! — будто не слыша майора, глядя себе под ноги, рычал от бессильной злости лейтенант, размазывая по лицу текущие из глаз слезы.

— Где комбат, курва, я тебя спрашиваю?!! — соскочив с подножки, Булыга схватил Порушина за плечо и стал трясти, пытаясь таким образом привести в чувство, но эффект оказался прямо противоположным.

— Убиты все! Все, кто впереди шел!! А они вели!!! Слышите?!!

— Отставить!!! — видя, что толпа от воплей заводится, я вмешался, хоть это и могло подорвать авторитет начальника особого отдела в глазах подчиненных. — Товарищ майор, надо бы разведку провести в направлении позиций батальона. Своих забирайте, а я уж пока тут сам разбираться буду.

Булыга смерил на меня долгим взглядом, но не стал спорить и, оставив мне грузовик с водителем, скрылся в темноте на северо-востоке.

— Кто из первой роты? Есть такие?