Звонок другу
Шрифт:
Встреча с лечащим врачом проходила в небольшой комнате в вестибюле больницы. Возле двери сидели сосредоточенные на своих думах родственники больных. Рядом с Аней переговаривались две женщины.
— Сигмовидная кишка. Сказали, шансы хорошие. Лимфоузлы чистые.
— Вы уже принесли?
— Да. Сейчас и отдам. Чем скорее, тем лучше. — Голос снизился до шепота: —…тысяч. Деньги, как говорится, вперед. Еле собрала по родственникам.
— А у моего пищевод. Я четыре несу. Только бы все хорошо было! У нас внук, мы его растим,
Аню начала бить дрожь. Она отошла к дверям, закурила под табличкой «Курить воспрещается». Вот за страшной дверью исчезла дама в канареечном платье. Следующей была Аня.
Господи, только бы взялись оперировать! Я все сделаю, все, что нужно, достану! — взмолилась она. Аня была почти уверена, что у мамы обнаружили опухоль.
Дама в канареечном платье вышла. Крупные черные слезы текли по щекам, смывая густо накрашенные ресницы. Аня внутренне похолодела, швырнула окурок в урну, быстрыми шагами прошла в кабинет.
Вошла и рухнула на стул напротив очень молодого и очень серьезного доктора в ослепительно белом халате.
— Здравствуйте, доктор. Лаврова. Анна Николаевна, — выдохнула она.
Доктор взглянул на нее, достал историю болезни, кашлянул. Сердце Ани ухнуло вниз и застучало там бешеными толчками.
— Здравствуйте. Кем вы приходитесь больной?
— Дочь.
Доктор перелистывал историю, застревая глазами на чьем-то неразборчивом почерке.
— Ну-с… задала нам задачу ваша матушка, — как-то очень по-земски начал врач.
— Какой диагноз? — едва проартикулировала Аня.
— У Валентины Ивановны тромбоз вен пищевода, — ответил доктор и замолчал.
«Тромбоз вен пищевода», — шевелила губами Аня, пытаясь осмыслить загадочную фразу.
— Я не поняла. Это не онкология?
— Какая же это онкология? — удивился доктор.
Лицо Лавровой вмиг просияло. Доктор кашлянул.
— Это не онкология, но это нужно оперировать. У вашей мамы, по-видимому, в анамнезе пупочный сепсис.
— Какой? — изумилась Аня.
— Пупочный, — строго подтвердил доктор. — Который был в младенчестве. Последствие — тромбоз вен пищевода. Следствие — внутренние кровотечения. Отсюда и анемия, и слабость, и боли, и обмороки.
— А какой прогноз? — вспомнив услышанное в очереди слово, спросила Аня.
— Если сделать операцию — прогноз благоприятный.
Аня опять просияла. Доктор этого сияния как бы не заметил. ;
— Но операция очень сложная. Следует провести портокавальное шунтирование. Понимаете, что это такое?
— Нет, — призналась Аня.
На биофаке они этого не проходили.
— Про аорто-коронарное шунтирование слышали?
— Да. Это Ельцину делали.
— Ну, не только ему. Портокавальное шунтирование по сложности оперативного вмешательства значительно превосходит вышеупомянутую операцию. Этот вид операционного вмешательства проводят только в нашей клинике… ну, и еще в одной, но вам туда не попасть. Делает эту операцию только один хирург — Болислав Иванович Мирный. По
— Я согласна! — вскричала Анна.
— Это правильно, — бесстрастным голосом проговорил врач. Поднялся из-за стола и исчез вдруг в двери, ведущей в какую-то другую комнату.
Аня осталась одна.
И что теперь делать? Можно идти, что ли? Не попрощался даже. Ничего не понимаю.
Недоумение Лавровой развеяла молодая женщина, появившаяся из той же двери в столь же белоснежном халате. Не то врач, не то медсестра. Женщина подошла к столу и проговорила как бы себе под нос, передвигая многочисленные бумаги:
— Операция стоит три тысячи долларов. Пятьсот — лечащему врачу. Остальное — хирургу. Согласны?
— Да, — выдохнула Анна, еще ничего не соображая.
— Деньги отдадите сами. И тому, и другому.
Аня тупо кивнула. Белоснежная женщина крикнула в дверь: «Следующий» — и тут же исчезла.
Аня выкатилась в коридор.
Она стояла под той же табличкой, воспрещавшей курить. И курила вторую сигарету подряд. Нужно было идти к маме. Аня собиралась с мыслями. Но собраться никак не могла. Опухоли нет — это самое главное, говорила она себе. Конечно, это самое главное! Но… Три тысячи долларов — где взять такие деньги? Это было немыслимо. Собственных сбережений — четыреста баксов. Занять? Положим, занять можно. В институте — по сто, двести долларов соберу. Но сразу возникнет вопрос: на какой срок беру? И с чего отдавать? Всех ее приработков хватает на жизнь, но не на операцию. Господи! Что за страна такая долбаная! Мама, ее мама, блестящий инженер-конструктор, проработавшая всю свою жизнь на Родину, на оборонку, не имеет права на лечение, на операцию, пусть даже самую разуникальную.
— Пропадите вы все пропадом! — неведомо кому выкрикнула Анна.
— Девушка, здесь не курят, — одернула ее пробегавшая мимо докторица.
Аня тщательно загасила сигарету, сунула в рот ментоловый леденец. И направилась на третий этаж, к маме.
Мама встретила ее, испуганно улыбаясь. Аня вдруг увидела, какая она маленькая и худенькая, ее мама.
— Анечка пришла! Здравствуй! Что ты? Расстроена? Пойдем в коридор.
Соседки по палате посмотрели на Аню каким-то особенным, взвешивающим взглядом.
Вышли, сели на диван в узком больничном коридоре.
— Что это ты бледная? От Светланки вести есть?
— Да, она звонила. Все там у них замечательно. Мам,
я сейчас с врачом говорила.
— И глупости, и не надо никакой операции, все это чушь на постном масле, я и так прекрасно…
— Ма, мы будем делать операцию! — твердо произнесла Аня.
— Это невозможно, — склонив голову, проговорила охрипшим голосом Валентина Ивановна. — Мне соседки по палате сказали, что эта операция стоит три тысячи долларов. Я и так доживу. Это будет дешевле.