...Да поможет мне бог

Джексон Феликс

Когда Спенсер пришел в контору, Мэри Шеппард и Арт Дэниелс были уже на месте. Обычно они не работали по субботам, если Спенсер специально не просил их об этом. Но сегодня они явились на службу, хотя их и не звали. Оба говорили по телефону: Мэри — у коммутатора, а Арт — в соседней комнате.

— Ну, — сказал Спенсер, с нежностью глядя на них, — дела идут?

Арт кивнул, прикрыв рукой микрофон. Мэри что-то соединяла и разъединяла, хмурясь из-за затруднений, которые встретились ей в незнакомой работе. Спенсер дотронулся до плеча Мэри и сразу вытащил все вилки из щита. Ахнув от неожиданности, она обернулась, а Арт закричал из соседней комнаты:

—

Эй, что там случилось?

— Бросьте разговоры, — сказал Спенсер. — Мне нужно побеседовать с вами.

Он прошел в кабинет, на ходу снимая пиджак. Арт последовал за ним и сказал немного таинственно:

— Мне кажется, Мэри хочет кое-что рассказать вам, мистер Донован.

Вентилятор вращался на полной скорости, и оба окна были открыты. В комнате стояла приятная прохлада.

— Хорошо, — сказал Спенсер. — Пусть она войдет, но вы, Арт, если можно, пожалуйста, не уходите.

— У меня свободен весь день, сэр, — ответил Арт.

— Большое спасибо.

Арт уже был у дверей, когда вошла Мэри.

— И забудьте о телефоне! — крикнул ему вслед Спенсер. Мэри закрыла дверь. — Садитесь.

Она села в то кресло, где всегда сидела, когда стенографировала.

— Вы не возражаете, если я закурю? — спросила она.

— Конечно, нет, — ответил Спенсер.

Он тоже закурил сигарету. Протянув ей спичку, он старался не смотреть, как она неумелыми пальцами достала сигарету и с трудом закурила.

— Спасибо, — сказала она, — все в порядке. Сьюзи больна, — добавила она. — Я звонила ей домой, ее соседка сказала, что она больна.

— Обойдемся без нее, — заметил Спенсер. — Ведь сегодня суббота.

Мэри затянулась и закашлялась.

— Извините. — Она глубоко вздохнула. — Мистер Донован, вчера вечером, когда я пришла домой, меня ждали два человека, — она проглотила слюну, — из ФБР.

— О! — только и произнес Спенсер.

— Да, они сидели в гостиной и разговаривали с мамой. Они были очень вежливы, но я сразу поняла, что произошла неприятность, потому что мама была бледна, как полотно.

Она помолчала и посмотрела на свои пальцы, державшие сигарету.

— Как я уже сказала, они были очень вежливы, предъявили мне свои удостоверения и представились...

— Вы помните их фамилии? — спросил Спенсер.

— Да, — ответила Мэри. — Одного звали Кеслер, а другого Ребендел или Ревендел, точно не помню. Они пожелали поговорить со мною наедине, поэтому мама ушла в кухню, а они начали задавать мне вопросы, — она подняла голову и взглянула прямо на Спенсера, — о вас.

— Так, — сказал Спенсер.

— Они хотели знать, сторонник ли вы радикальных идей — коммунизма, конечно, — и состоите ли вы в коммунистической партии. Я просто расхохоталась им в лицо. Затем они пожелали узнать о тех людях, с которыми вы поддерживаете отношения, но я сказала им, что очень мало знаю вашу частную жизнь, и сообщила только, что вы помолвлены с дочерью Джеймса Садерленда, а мистер и миссис Лоуренс Хант являются вашими близкими друзьями. Мне показалось, что имя мистера Ханта произвело на них впечатление, да и мистера Садерленда, конечно, тоже. Один из них — Ребендел или Ревендел — все время что-то записывал. — Мэри наклонилась, чтобы положить сигарету. — Затем, когда дошло до моего личного мнения, я дала себе волю и высказала им все, что я о вас думаю, что думают о вас все в конторе и вообще все, кого я знаю. Я также сказала им о нашем отношении к этой грязной статье мистера Фаулера, из-за которой загорелся сыр-бор. —

Подумав, она добавила: — Они работают быстро, правда?

Она замолчала.

— Мне очень жаль, что вам пришлось вытерпеть все это, — сказал Спенсер.

Она отрицательно покачала головой.

— Не в этом дело. Совсем не в этом. Я-то понимаю, что происходит, когда все до смерти боятся России, и вас я, слава богу, достаточно хорошо знаю. — Неловкими пальцами она разминала вторую сигарету. — Но для мамы это сложнее. Подумать только, два каких-то субъекта едут к черту на рога в Нью-Джерси только для того, чтобы повидать меня. Там у нас все друг друга знают, и, конечно, через десять минут наша соседка миссис Аккерман прибегает занять каплю молока, хотя утром она купила два литра. Мама говорит, что все это ей внове, потому что обычно ее никто не навещает и... — Она замолчала, безнадежно запутавшись. — Извините, мистер Донован. Все это не имеет никакого значения.

— Мне следовало бы предупредить вас, — сказал Спенсер. — ФБР допрашивало обо мне и других людей.

— То есть еще до появления статьи? — нахмурившись, спросила Мэри.

Спенсер кивнул головой.

— Они, должно быть, сошли с ума, — сказала Мэри, вставая. Она принялась ходить по комнате, усиленно дымя сигаретой. — Они нападают на вас, потому что вы защищали Гордона Беквуда.

— Возможно.

Она остановилась и поглядела на Спенсера через стол.

— Я должна еще кое-что сказать вам, — тихо сказала она, — только не знаю, как это выразить.

— Надеюсь, это не касается наших отношений, — заметил Спенсер. — Мне очень нравилось работать с вами.

— Я знаю, — ответила Мэри. — Мне тоже нравится работать с вами. Во всем мире не найдешь лучшего хозяина. Я не хочу уходить. — Она коротко засмеялась; ее смех походил на кашель.— Я просто не хочу быть вам в тягость... мешать вам.

— О чем, черт побери, вы говорите? — спросил Спенсер, искренне удивленный.

— Можете смеяться надо мной, — сказала Мэри, — хотя смеяться тут не над чем. — Она не смотрела па Спенсера и говорила очень быстро. — Из-за моего носа люди всегда думают, что я еврейка, и я не знаю, хорошо ли будет, если у вас в конторе в тот момент, когда вы находитесь под огнем грязной банды реакционеров, секретарем будет человек, похожий на еврея. Вы сами понимаете, они готовы прицепиться к чему угодно, — добавила она, взглянув наконец на Спенсера.

Ее довод показался Спенсеру столь нелепым, что в первую минуту, как она и опасалась, ему захотелось рассмеяться. Но затем он сообразил, что она говорит о своей собственной проблеме, омрачающей ее жизнь и лишь случайно связанной с его нынешним положением. Ему следовало отнестись к этому со всей серьезностью.

— Послушайте, Мэри, — сказал он, — вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понять, что для меня нет никакой разницы, еврейка вы или нет…

— Я не еврейка, — перебила его Мэри.

— Я знаю. Но если бы вы и были еврейкой, неужели вы действительно думаете, что я выгнал бы вас только из-за того, что ваша принадлежность к этой национальности может быть использована против меня? Неужели вы бы меня уважали, если бы я согласился с вами и позволил вам уйти?

— Я бы, безусловно, вас поняла, — решительно ответила Мэри.

— Незачем вам уходить, — продолжал Спенсер. — Тут нечего понимать. Ибо я не собираюсь отпускать вас до тех пор, пока вы сами не пожелаете уйти.

Мэри встала и положила сигарету.