...Это не сон! (сборник)

Тагор Рабиндранат

Бихари купил большой сад в Бали, нанял рабочих-китайцев и занялся постройкой маленьких домиков. Однако и это не принесло ему душевного покоя. Чем ближе становился день открытия лечебницы, тем сильнее претило Бихари это занятие.

«Нет, это не принесет тебе счастья, – нашептывал ему тайный голос. – В том, что ты делаешь, нет ничего увлекательного, нет красоты, есть только долг». Никогда еще Бихари так сильно не разочаровывался в своей работе. А ведь было время, когда он не желал ничего особенного, его могло легко заинтересовать все, что встречалось на его жизненном пути. Однако теперь душа его жаждала чего-то иного, и он знал, что, пока не утолит этой жажды, ничто в мире не заинтересует его. За какое

бы дело Бихари ни взялся, оно тотчас ему надоедало, и, бросив все, он готов был бежать.

Прежде молодость дремала в Бихари. Но Бинодини волшебной палочкой разбудила ее. И теперь она, словно появившаяся на свет птица Гаруда [45] , готова была рыскать по всему свету в поисках пищи. Ничего подобного Бихари раньше не испытывал. И это новое чувство страшило его. Что мог он сделать в таком состоянии для своих бедных больных, безвременно умирающих калькуттских служащих?

Перед ним несла свои по-осеннему набухшие воды Ганга месяца ашарх [46] . На противоположном берегу зеленели рощи. Над ними нависли темные, тяжелые тучи. Река то вспыхивала огнем, то холодно сверкала, словно сталь меча. Бихари, как зачарованный, смотрел на осеннее великолепие природы, и ему казалось, что двери его сердца распахнулись навстречу одинокой женщине, появившейся в синем небе; ее густые волнистые волосы влажны и распущены по плечам, она пристально смотрит в лицо Бихари полным скорби и в то же время сияющим взглядом, и взгляд этот словно вобрал в себя рассеянные в осеннем, облачном небе последние лучи солнца.

45

Гаруда – в индийской мифологии царь птиц, на нем ездит бог Вишну.

46

Ашарх – четвертый месяц нового бенгальского календаря, соответствует европейскому июню – июлю.

Прежде Бихари был доволен своей жизнью. Теперь ему казалось, что живет он напрасно. Сколько облачных вечеров, таких, как сегодня, сколько лунных ночей стучалось во врата его пустого сердца, предлагая чашу с нектаром, но он оставался равнодушным. Сколько редких счастливых мгновений ушло безвозвратно, сколько песен любви оборвалось! Но страстный порыв Бинодини, когда она губами коснулась его губ, вытеснил из сердца Бихари все остальные воспоминания, сделал их тусклыми. Зачем он всю жизнь был лишь тенью Мохендро? Теперь Бихари не хотел да и не мог оставаться безразличным к звукам флейты, казалось, вырвавшимся из самого сердца вселенной, чтобы воспеть страдание любви. Разве был он в силах изгнать из души образ той, чьи объятия приоткрыли ему на мгновение удивительный, неповторимо прекрасный мир!

Любовь Бинодини заслонила собою все. День и ночь в ушах у него звучали страстные вздохи молодой женщины, он видел ее глаза, а стоило ему вспомнить о прикосновении нежных горячих рук, как его трепещущее сердце, словно цветок, раскрывало свои лепестки. Но почему он вдали от Бинодини? Может быть, потому, что Бихари не мог найти уз, которыми он связал бы себя с Бинодини, уз, достойных той красоты, которую она ему открыла. Когда срывают лотос, за ним тянется и тина. Куда поместить Бинодини, чтобы красота ее не обернулась уродством?

Бихари не допускал и мысли, чтобы как-то бороться с Мохендро из-за Бинодини, это лишь унизило бы его светлое чувство к ней. Вот почему он удалился на пустынный берег Ганги, где воздвиг своей богине алтарь и сжигал на нем свое сердце. Он не написал ни одного письма, боясь, как бы какое-нибудь известие

Бинодини не разорвало окутавшую его сеть радужных грез.

Однажды на рассвете Бихари расположился в южной части сада под цветущим деревом джам. День обещал быть пасмурным. Бихари лениво наблюдал за плывущими по Ганге лодками. Когда совсем рассвело, пришел слуга и спросил, готовить ли завтрак.

– Пока не надо, – ответил Бихари.

Потом появился подрядчик и попросил хозяина пойти осмотреть строительство.

– Успею еще, – отмахнулся Бихари.

И вдруг он увидел перед собой Аннапурну. Бихари вскочил на ноги, затем распростерся ниц, обнял ноги почтенной женщины и, приветствуя ее, коснулся головой земли.

Аннапурна, благословляя Бихари, ласково дотронулась до его головы.

– Почему у тебя такой измученный вид, Бихари? – спросила Аннапурна со слезами в голосе.

– Я ждал, когда вы вернете мне свою любовь.

Слезы хлынули у нее из глаз.

– Вы завтракали? – забеспокоился Бихари.

– Нет еще.

– Пойдемте в дом, – предложил молодой человек. – Вы приготовите завтрак, и сегодня я наконец-то смогу полакомиться вашими прекрасными кушаньями.

Бихари не спрашивал ни об Аше, ни о Мохендро. Когда-то Аннапурна сама закрыла перед ним дверь в их дом; оскорбленный, он подчинился этому жестокому запрету.

– Лодка стоит у берега, – сказала Аннапурна, когда они кончили завтракать. – Мы едем в Калькутту немедленно.

– Зачем? – удивился Бихари.

– Мать Мохендро очень больна, она хочет видеть тебя.

Бихари вздрогнул.

– А где Мохим?

– Его нет в Калькутте. Он уехал на запад.

Бихари побледнел, но ничего не сказал.

– Тебе все известно? – спросила Аннапурна.

– Кое-что я знаю, но едва ли все.

Тогда Аннапурна рассказала Бихари, что Мохендро и Бинодини уехали вместе. Все померкло перед глазами Бихари. Земля, небо и весь окружающий мир уже не казались ему столь прекрасными. Сладость мечтаний уступила место горечи.

Бинодини разбила сокровищницу его грез.

«Значит, она играла со мной! – пронеслось у Бихари в голове. – Ее самоотверженная любовь была обманом; забыв стыд, она покинула деревню и уехала с Мохендро на запад. Будь она проклята! Пусть и на меня, глупца, падет проклятие за то, что я на мгновение поверил ей!»

Пасмурные вечера и лунные ночи месяца ашарх потеряли для Бихари свое прежнее очарование.

Глава 49

Бихари думал, что не найдет в себе сил встретиться с несчастной Ашей. Едва он вошел, печаль дома, который потерял своего хозяина, камнем легла ему на сердце. Увидев слуг, Бихари опустил голову. Он не мог, как прежде, держаться с ними свободно, не мог даже справиться об их здоровье – ему было очень стыдно за безумство Мохендро. Еще тяжелее было идти на женскую половину дома к униженной и страдающей Аше. Мохендро перед всем миром покрыл позором эту беззащитную женщину, сорвал покрывало и оставил ее одну под любопытными и полными оскорбительного сочувствия взглядами чужих людей. Но времени раздумывать не было. Едва Бихари вошел, как Аша бросилась к нему.

– Бихари! – воскликнула она. – Идите скорее, матери очень плохо!

Так прямо Аша впервые обратилась к нему. Поток горя увлекает за собой все, что встречает на своем пути; и неожиданно два человека, находившиеся вдали друг от друга, оказываются вместе на крохотном участке суши.

Бихари стало больно, когда он увидел эту новую для него Ашу; она говорила взволнованно, но без тени смущения. Только теперь Бихари почувствовал, какой удар нанес Мохендро своей семье. Заброшенный дом утратил свой былой уют, а сама хозяйка – очарование скромности. Ей некогда было думать теперь о таких пустяках, как правила хорошего тона.