...Это не сон! (сборник)
Шрифт:
Никто не трубил в раковины, не слышно было обычных радостных возгласов, ни один человек не приветствовал новобрачную и даже не взглянул на нее.
Ромеш решил сразу после окончания погребальных обрядов уехать с женой куда-нибудь в другое место, но не мог этого сделать, не уладив вопроса об отцовском наследстве. К тому же убитые горем родственницы просили отпустить их в паломничество, – надо было позаботиться и о них.
Среди всех своих дел Ромеш не забывал изучать и науку любви. Невеста его оказалась вовсе не такой уж молоденькой девочкой, как говорили. Деревенские
В мечтах ему представлялось, как она из девочки-невесты становится сначала юной возлюбленной, а потом и кроткой матерью его детей. Как художник или поэт, который, лишь задумав картину или поэму, уже видит свое будущее произведение в прекрасной, совершенной, законченной форме, живет одной этой мыслью, поглощен одним стремлением, – так и Ромеш, сосредоточив все свои помыслы на этой маленькой девушке, создал в своем сердце идеально прекрасный образ будущей жены.
Глава 5
Так прошло почти три месяца. Дела были полностью улажены, родственницы собрались в паломничество, кое-кто из соседок стал наконец проявлять некоторое внимание к молоденькой невесте Ромеша. Первый узелок любви между нею и Ромешем затягивался все крепче.
Теперь они часто проводили вечера под открытым небом, разостлав циновки на крыше дома. Иногда Ромеш позволял себе, неслышно подойдя сзади, вдруг закрыть ей глаза руками или склонить ее голову к себе на грудь. Когда она засыпала до наступления сумерек, не успев поужинать, Ромеш, чтобы разбудить ее, поднимал шум, за что девушка шутливо бранила его.
В один из таких вечеров Ромеш, легонько дернув девушку за волосы, заметил:
– Шушила, ты сегодня плохо причесана.
– Почему все вы здесь зовете меня Шушилой? – вдруг спросила девушка.
Ромеш удивленно посмотрел на нее. Он не понял ее вопроса.
– Разве, изменив имя, можно изменить судьбу? – продолжала она. – Я несчастна с самого детства и останусь несчастной до самой смерти.
При этих словах у Ромеша перехватило дыхание, и он побелел как полотно. В уме его внезапно мелькнула страшная догадка, что произошло какое-то недоразумение.
– Почему же ты несчастна с самого детства? – спросил он.
– Отец мой умер еще до моего рождения, а когда мне было шесть месяцев, умерла мать. У дяди мне жилось очень плохо. Вдруг я услышала, что откуда-то приехал ты и я тебе понравилась. Ровно через два дня устроили свадьбу. Ну а потом ты сам знаешь, сколько несчастий произошло.
Ромеш замер, откинувшись на подушки.
В небе ярко светила луна, но ему показалось, что свет ее внезапно померк. У него
Словно глубокий вздох очнувшегося от обморока человека, прошелестел теплый южный ветерок; звенел в лунном свете голос полуночницы-кукушки; с пристани доносилась песня лодочников.
Не понимая, почему Ромеш молчит, девушка легонько коснулась его рукой:
– Ты спишь?
– Нет, – ответил он и опять надолго замолчал.
Девушка тем временем задремала. Ромеш пристально вглядывался в ее лицо. Оно и сейчас не обнаруживало никаких следов тайны, которую начертал на нем всевышний. И как только под такой привлекательной внешностью могла скрываться столь страшная судьба!
Глава 6
Теперь Ромеш знал, что это совсем не та девушка, на которой он женился. Но выяснить, чьей женой она была в действительности, оказалось делом нелегким.
Однажды с тайной надеждой он спросил ее:
– Когда ты впервые увидела меня во время свадьбы, каким я тебе показался?
– Да я тебя и не видела, – ответила девушка. – Я тогда опустила глаза.
– Так ты, наверно, даже имени моего не слышала?
– Свадьба была на следующий день после того, как мне сказали о ней. Откуда же я могла знать твое имя, – ведь тетушка так спешила отделаться от меня!
– Ты ведь училась. Дай-ка я посмотрю, можешь ли ты написать хотя бы свое имя, – сказал Ромеш, подавая ей бумагу и карандаш.
– Ты что же, думаешь, что я ничего больше не умею? – ответила девушка. – Кстати, мое имя очень легко пишется.
И она крупными буквами вывела: «Сримоти Комола Деби».
– Хорошо. А теперь имя твоего дяди, – попросил Ромеш.
Комола написала: «Сриджукто Тариничорон Чоттопаддхай» – и спросила:
– Нигде не ошиблась?
– Нет, – ответил Ромеш. – Напиши-ка еще и название своей деревни.
И она снова вывела: «Дхобапукур».
Так, с большими предосторожностями, Ромеш собрал кое-какие сведения о жизни девушки. Но это едва ли облегчило задачу. Он стал думать, как быть дальше. Вполне возможно, что муж ее утонул. Но если даже Ромеш отыщет дом свекра Комолы, неизвестно, примут ли ее там. А отправить девушку к дяде было бы, пожалуй, слишком жестоко. Что будет с ней после того, как все узнают, что она столько времени пробыла в доме другого мужчины? Как посмотрят на нее люди? Возможно, муж Комолы все же остался в живых? Но захочет ли, посмеет ли он принять ее? Где бы Ромеш ни бросил эту девушку, она утонет, как в бездонном океане.
Только в качестве жены мог Ромеш оставить у себя Комолу, но назвать ее своей женой он не имел права. Однако отправить ее было некуда.
Яркий образ этой девушки, Лакшми домашнего очага, который кистью вдохновенной любви запечатлел он на картине будущего, пришлось стереть.
Оставаться в родной деревне Ромеш не мог и с мыслью о том, что он найдет какой-нибудь выход, лишь затерявшись в сутолоке Калькутты, отправился туда вместе с Комолой. Приехав в Калькутту, Ромеш постарался снять квартиру как можно дальше от того места, где жил раньше.