04.1912
Шрифт:
Корма поднялась так высоко, что водная гладь казалась бесконечно далёкой. Джо прильнул к ледяному ограждению и негромко забормотал под нос, сам не понимая, откуда у него берутся эти слова, эти звучные обещания:
— Я сделаю всё, что угодно, я буду молиться, поститься, ходить в церковь, брошу курить, я сделаю всё, всё, что угодно, только, пожалуйста, не надо… я хочу жить, я хочу увидеть маму, Бетти…
— Помогите! Прошу! — надрывалась в равнодушной пустоте бледная женщина в спасательном нагруднике.
— О господи, смилуйся! — ревел вдалеке какой-то
— Помогите! Спасите! Мы тонем!
— Мы тонем! Помогите!
Огни корабля мигнули — казалось, невидимый великан, обитавший внутри судна, вдруг прикрыл глаза. Сердце Джо сжала дрожь.
— Помолимся, братья и сёстры во Христе! — отчаянно призывал священник, чьё лицо раскраснелось и покрылось потом. — Помолимся! Помолимся! Ну же, братья и сёстры, роковой час наш пробил — так останемся же достойными христианами, да встретим участь свою с достоинством, дабы зачлись нам пред престолом Всевышнего наши мужество и благородство! Молитесь, братья и сестры! Молитесь! Молитесь! Молитесь!
Огни снова мигнули. Джо отчаянно схватил ртом воздух. Свет опять пролился на палубу — тусклый и неуверенный, дрожащий — и тут же начал растекаться по крупицам, которые стремительно поедал мрак.
— Молитесь! Молитесь! — зычно хрипел голос священника. — Бьёт наш час, так будем же сильны духом! Молитесь! Молитесь!
Свет рассыпался в мельчайшее крошево дрожащих бликов. Они уходили от Джо, и Джо напрасно пытался удержать их хотя бы в пальцах. Свет мигнул, блеснул, и его не стало.
Корабль погрузился во мрак.
— Молитесь! Молитесь! Молитесь!
У Джо изо рта повалили клубы пара. Холод набросился на него, сжал в убивающих объятиях, и Джо, пошатнувшись, чуть было не свалился в воду через борт. Изо всех сил он навалился на поручни — на своё единственное спасение.
— Молитесь!
Чудовищный скрежет потряс судно. Джо тут же распахнул глаза. Ни за что в жизни не поверил бы он в это, но это было, он видел своими собственными глазами, остекленевшими от ужаса, как корпус, дрожа и гудя, словно растягивается. Могло показаться, будто «Титаник» растёт на глазах — но он не рос, а разламывался на части.
Огромный чёрный зазор вдруг образовался там, где совсем недавно плотно смыкались перила, и зазор расползся вширь. Казалось, монстр, дремавший внутри корабля, вдруг разомкнул хищные челюсти. Корпус застонал и треснул. Из разлома брызнул электрический свет, мелькнули на миг разорванные жилы проводов и металлические соединения, изуродованные и искореженные, как будто побывавшие в безжалостных лапищах великана. Разлом рос и расширялся, судно тряслось, словно в агонии.
— Моли…
Пастор утерял равновесие, руки его разжались, и он покатился по палубе. В последний раз Джо увидел его у самого края трещины — а потом пастор провалился в глубь гибнущего корабля и исчез.
— Помогите!
— Господи, что это такое?!
Люди один за другим бросались через борт — и Джо не мог обвинять их. Ему и самому хотелось
Джо помотал головой и прочнее прилепился к ограждению.
— Господи… — простонал и он, и сердце его сжалось в точку.
Корма встала вертикально. Зазор прошёлся по всему кораблю, корпус треснул снова — как будто сотня сломанных одновременно костей — и нос устремился ко дну. Джо обхватил поручни и руками, и ногами, закусил губу и приказал себе готовиться.
Корме совсем недолго оставалось держаться на плаву.
Глава 26. Я не могу оставить тебя
Мэри не позволила бы себе уйти от Генри Уайльда. Не сейчас — когда она с таким трудом нашла его. Кто ни бросался бы на неё, как её ни пытались бы уговорить или утолкать в шлюпку, она не сдвигалась с места. У неё был лишь один якорь, одна опора, один маяк — старший помощник капитана Генри Уайльд. Генри Уайльд не спускал с неё взора: одним глазом он следил за палубой, другим — за нею, и Мэри грело сердце само понимание того, что он делает это не без неозвученной причины.
— Помогите! Пожалуйста!
У шлюпок скапливалась бешеная толпа. Она подёргивалась и ревела, как обезображенное чудовище, и матросам приходилось грудью оборонять подступы к шлюпкам. Уайльд вынул револьвер, тяжело вздохнул и тихо сказал Мэри:
— Мисс Джеймс, старайтесь держаться подальше от этих людей. Вы можете сесть. Шлюпок осталось совсем мало.
— Я сяду только вместе с вами, — ответила Мэри и попятилась.
— Женщины и дети! — призывно загремел Уайльд у неё над головой. — Женщины и дети! Проходят только женщины и дети!
Мэри аккуратно повернула голову. Там, где был мистер Уайльд, она могла согреться — но холод неудержимо наваливался на плечи, стоило лишь подумать о том, чтобы расстаться с ним.
— Мистер Уайльд, — Мэри с трудом протолкнула по горлу тяжёлый комок, — вы не возражаете… если я ненадолго отойду от вас?
— Не уходите, — сосредоточенно отрезал Уайльд, — вы легко потеряетесь.
— Я хочу вам помочь, — настойчиво сказала Мэри.
— Вы ничем не можете помочь сейчас, мисс Джеймс, — спокойно сообщил он ей. — Женщины и дети! Женщины и…
— Я могу помочь, — Мэри стояла на своём, — и я помогу вам, я обещаю… пожалуйста… прошу вас, выпустите мою руку!
— Вас снесут и затопчут, вы не знаете, что такое паника…
— Я знаю. Я вижу её сейчас. Я хочу помочь, мистер Уайльд. Прошу… выпустите мою руку. Вы делаете мне больно.
Раздался бешеный вопль, и сквозь толпу к шлюпке рванулся обросший бородой и усами мужчина. Матросы тотчас заругались, в тот же миг они плотнее сомкнули ряды. Уайльд взвёл курок и скомандовал:
— Мисс Джеймс, назад!