100 shades of black and white
Шрифт:
— Рэй... — она не слышала его голос, скорее почувствовала. И прикосновение к щеке, омерзительно-нежное, оно должно было напоминать ласку, но воспринималось хуже побоев. Потому что оно было искренним. — Моя Рэй.
А затем ощущение — иллюзорное, совсем ненастоящее, но все же такое живое — плотной перчатки, улегшейся на рту, плотно обхватывая его, не давая кричать, стонать или даже вздохнуть — исчезло.
Прошло разом, оставив только последнее эхо крика, когда Рэй вскочила с постели, запутавшись в простынях, понимая, что она все еще не может
Она переехала сюда неслучайно. За окнами — плотные ставни, надежные, небольшие, чтобы нельзя было влезть посреди ночи — всегда горели огни. Магазин работал круглосуточно, и для кого-то разноцветные пятна неона, поблескивающие на мокром асфальте, шум подъезжавших машин, вечные голоса, часто пьяные, грубые, могли показаться самым настоящим кошмаром. Но для Рэй гул за окнами стал привычным, надежным спутником по ночам, когда она лежала с закрытыми глазами и пыталась убедить себя поспать еще немного. Он словно укутывал ее в многослойное одеяло, доказывая, что она действительно еще жива. Что существует. Что свободна.
Днем же здесь было даже здорово. Все подоконники Рэй заставила растениями, и они, зеленые, свежие, лениво трепыхались от каждого порыва ветра, напоминая маленький, почти карманный лес.
В квартирке можно было спрятаться. Множество шкафов, потайных секций, даже чулан — все это давало хоть какое-то чувство надежности. Вместе с двойной дверью, устанавливал которую Финн, припахав еще и Дэмерона, потому что в одиночку ему было скучно.
В квартире не было ни единого свободного пятачка, на котором не лежало что-то. Книги, альбомы. Все стены Рэй увешала постерами, все полки заложила всякой дребеденью с Ебэя, только бы ее новое жилье не напоминало ей подвал.
Она поклялась тогда, себе, но в первую очередь своему последнему психотерапевту, курирующему ее после похищения, что она больше никогда не вернется обратно.
Она будет жить по-своему. У нее будет новый дом, свой, небольшой и защищенный. У нее будут друзья, однажды — возможно — кот или собака, хотя пока что Рэй наслаждалась общением с Дэмероновским лабрадором, и он уже начинал считать ее за хозяйку. Хотя Биби просто любил всех, облаивая только откровенных негодяев.
И работа.
Хвала небесам и доброте владельца магазина, та оказалась совсем рядом. В прямом смысле, рукой подать.
Было еще одно важное дело, и с ним, как раз сегодня, не стоило затягивать.
Рэй накинула на плечи ветровку — к обеду обещали самый настоящий ливень — и глянула на себя в зеркало.
Она никогда не понимала, что он в ней нашел. В ней не было ничего... необычного, прекрасного.
Разве что улыбка, Финн как-то сказал, что когда Рэй улыбалась, то выглядела словно солнце. Нестерпимо яркое, теплое солнце, свет которого мог растопить любой лед на свете.
Но при нем она никогда не улыбалась.
Он тоже.
На улицу она выбралась уже к тому
Папка на соседнем сидении казалась сейчас единственно-ярким пятном в море серого — небо и асфальт слились в одно целое. Как жаль, что ее нельзя было выбросить за окно.
В участке было тихо, наверное, сегодня оказался не самый плохой день. Или наоборот, подумала Рэй, заглянув в кабинет Финна.
Того тоже не оказалось на месте. Вообще-то он все еще числился стажером, но после дела Рэй его, как и остальных участников спасательной операции, повысили. Даже кабинет дали, хоть он больше напоминал чулан.
Но спас ее не он. Рэй отчетливо помнила тот момент. Наверное, он так сильно врезался в ее память, что убрать его не смогли ни сеансы с психологами, ни психотерапевт и ее гипноз позже.
Тогда тоже шел дожь, сильный, холодный. Рэй не видела его, сначала. Только чувствовала. Потеки воды по щекам, голове, мокрые пятна на одежде, которые безостановочно терли ее пальцы. Автоматически. Вряд ли она вообще соображала в тот момент.
Ее вынесли из подвала на руках. Ноги были слишком слабые, да и сама Рэй не верила, что сможет сделать эти чертовы шестьдесят три шага по ступенькам наверх из своей клетки. Она знала их наизусть, каждую из ступенек, ощупывая их по ночам, когда он уходил. Надеялась, что однажды он просто забудет закрыть дверь.
Она не могла открыть глаза и посмотреть. Ей было страшно. После нескольких лет, проведенных в вечном полумраке подвала, с завязанными глазами, когда ему вздумывалось навестить ее ночью, Рэй показалось, что она словно обнажена. Словно кто-то содрал с нее лицо, оставив только мышцы, израненную плоть, и сыплющийся с неба дождь разъедал его, превращая в ничто. Вгрызаясь в зудевшие кости.
Он прикрыл его. Лицо. Тот, кто вынес ее, он, кажется, даже отдал Рэй свою куртку, еще до того, как возле нее сгрудились врачи, полиция, журналисты.
Рэй так и не увидела его, ее глаза стали слишком чувствительны к свету, и она помнила только имя. Бен Соло. У него были теплые пальцы.
— Рэй? — в проем заглянула Фазма, штатный психолог. Она не очень-то любила посетителей вроде Рэй в участке, или это, может, так казалось из-за вечно сурового выражения на ее лице. — Что ты здесь делаешь?
— Я? — Рэй привстала со стола, на котором сидела, разглядывая разноцветные фотографии. — Зашла отдать свое дело. В основном, всякие заметки психотерапевта. Я... я подумала, что нужно оставить это с остальными. Вдруг поможет.
Остальных было шесть. Не папок, конечно. Людей. Таких же девочек, как она. Все одного возраста, все чем-то похожи, иногда Рэй казалось, что они все запросто могли бы оказаться сестрами, двоюродными, может, даже родными. Темные волосы, карие глаза, красивые улыбки — он любил это, наверное, действительно любил, раз выбрал.