100 шкафов

Уилсон Н. Д.

— Ага, он в моей комнате. Сейчас я вам его принесу. — Генри оббежал дядю, скинул в прихожей ботинки и взобрался по лестнице вверх на два пролета. Очутившись у себя в комнате, он бросил одеяло на кровать и запихнул под него грязную одежду, в которой он всю ночь трудился над стеной. Потом он схватил с комода нож и поспешил обратно вниз. Он нашел дядю Фрэнка сидящим за обеденным столом на кухне.

— Не вижу причин, почему бы мальчику не побегать, — проговорил он. — Он просто обрадовался, что ему сейчас заточат нож. — Он раскатывал старую

скатерть. Из гостиной появилась тетя Дотти. Она улыбалась.

— Берегись, Генри. После того как он над ним поработает, от ножа может мало что остаться. К тому же ему не слишком удаются прямые линии, — сказала она и улетучилась из кухни прежде, чем Фрэнк успел что-нибудь ответить.

— Заточу как надо! — прокричал он ей уже вслед. — Не понимаю, на что это она все время жалуется. Ну-ка, выкладывай его, Генри. — Генри отдал нож, и Фрэнк его осмотрел.

— Скажу честно, — сказал он, — уж и не знаю, зачем я вообще его тебе купил.

У Генри екнуло сердце. Он был уверен, что в голову дяди должны были закрасться какие-то подозрения по поводу одеяла и штукатурки, и вот теперь уж беды не миновать.

— Он просто никуда не годится, — продолжал Фрэнк. — Лезвие уже успело совсем затупиться, и кончик обломился. Я, конечно, могу его для тебя еще раз заточить, но тебе все равно нужен будет новый. Ты пока иди поделай чего-нибудь. Я тебя позову, когда закончу.

— Твои кузины играют в амбаре, если тебе это интересно, — сказала Дотти из глубины гостиной, прорезав голосом наполнившееся скрежетом пространство.

— Спасибо! — крикнул Генри в ответ. Но вместо амбара он пошел к себе наверх и нашел там Генриетту, стоявшую на коленях на его кровати и рассматривавшую стену. Ее волосы были собраны в пучок на затылке.

— Как видишь, я сняла плакат, — сказала она. — Надеюсь, ты не против. — Она взглянула на него и широко улыбнулась. Без своих пышных кудрей она выглядела как-то по-другому. Как будто даже казалась меньше. Генри смотрел, как она коснулась обеими руками стены и провела ими по скоплению дверей.

— Для чего они? — спросила она.

— Наверное, чтобы что-то за ними хранить, — сказал Генри. — В смысле, что-то удивительное, — добавил он.

Генри плюхнулся рядом с ней на кровать, и оба они уставились на маленькие дверцы шкафчиков.

— Как думаешь, сколько их там еще? — спросила Генриетта.

— Готов поспорить, ими покрыта вся стена, — сказал Генри.

— А ты все их пытался открыть? — Она потянулась и подергала ручку.

Генри кивнул.

— Да, все. Я угробил свой нож, всю ночь счищая штукатурку. Так что этой ночью уже не получится им воспользоваться. Твой отец взялся снова его заточить. Он точно что-то заподозрит, если завтра нож опять окажется тупым.

Генриетта посмотрела на него.

— Там в подвале валяются какие-то старые инструменты, и еще больше их в амбаре. Спорим, среди них найдется стамеска. Я могу посмотреть.

— Было бы здорово, — сказал Генри. — Этой ночью я целую вечность очищал

эту стену и постоянно беспокоился, что могу поцарапать дверцы. Надеюсь, мы их не испортим.

— Мне больше всего нравится вон та белая, — показав пальцем, сказала Генриетта. — Она выглядит самой счастливой. Некоторые другие как будто не хотят быть здесь, но этой белой, кажется, тут неплохо.

— Что ты имеешь в виду? — Генри приподнялся и сел прямо. — Она, конечно, выглядит опрятно, но как она может выглядеть счастливее других? Не думаю, что дверь можно назвать счастливой.

— Ладно, а грустной можно? Вот эта маленькая металлическая кажется довольно грустной, — она снова показала пальцем. Это была самая маленькая дверка из тех, что Генри успел очистить. Она была не больше четырех дюймов в ширину, с замочной скважиной на левой стороне. Металлическая поверхность вся была исполосована бороздками, в которых до сих пор виднелись кусочки штукатурки. Внизу была встроена небольшая металлическая панель.

— Не скажу, что она выглядит грустно, — сказал Генри. — Кто знает, сколько она проторчала внутри этой стены. Скорее она рада снова увидеть свет.

— Не думаю, что ей хочется быть на нашем чердаке, — сказала Генриетта. — Она выглядит так, словно должна находиться совсем в другом месте. Как думаешь, из чего сделана ее черная часть? — Она наклонилась и провела по ней ногтем. — Кажется, это пластик.

— Что? — Генри тоже нагнулся и потрогал вставку пальцем. — Ведь пластик появился не так давно, правда? — Он царапнул и почувствовал, как что-то собирается у него под ногтем. — Надо же, — произнес он и снова выпрямился.

— Что? Что такое? — Генриетта схватила его за палец и начала рассматривать.

— Я думаю, это краска, — сказал Генри, вытаскивая из под ногтя черные катышки. Он снова посмотрел на черную панель. — Это должно быть стекло, которое кто-то закрасил.

— Серьезно? — Генриетта принялась обеими руками царапать панельку. — Мы сможем посмотреть, что там внутри, посветив фонариком.

— Генри! — донесся до них, одолев два пролета лестницы, голос тети Дотти. — Твой обед готов. Давай спускайся. И ты Генриетта, если ты тоже там.

Генриетта быстро выпрямилась.

— А если мы притворимся, что ничего не слышали? — спросил Генри.

— Не выйдет. Тогда она поднимется за нами. Пойдем. Мы можем закончить с этим позже. — Генриетта встала и подняла Генри на ноги.

— Ге-е-нри!

— Идем, мам! — закричала Генриетта, и оба загрохотали вниз по ступенькам. Вдруг Генриетта остановилась, и Генри натолкнулся на нее. Она наклонилась и подняла со ступеньки кусочек штукатурки. Осмотрев другие ступеньки, она взглянула на Генри и нахмурилась.

— Мама заметит, — сказала она.

Когда они подошли к столу, Анастасия и Пенелопа уже ели. Между ними сидел дядя Фрэнк и обрабатывал нож Генри точильным камнем. На другой стороне стола стояли две тарелки запеченного сыра и два стакана молока.