100 шкафов
Шрифт:
Генри наблюдал, как на дверь сыплются удар за ударом. Фрэнк размахивался и с правой и с левой, все время целясь в стыки панелей. Топор мелькал перед глазами туда-сюда, разрезая воздух и скользя по дереву двери. Наконец Фрэнк остановился и, тяжело дыша, стер пот со лба. По всему ковру были разбросаны мелкие щепки.
— Генри, — сказал он, переводя дыхание. — Не уверен, что это сработает. — Он взял топор и провел пальцем по лезвию. — Уже тупое, — пробормотал он.
— Мы бросим это? — спросил Генри.
— Ни за что. Вечером мы едем на барбекю. Я сказал Дотс, что до отъезда так или иначе открою эту дверь. Ты пойди пока займись чем-нибудь. Мне надо немного
— Вы уверены? Мне не надо помочь?
— Нет. Уходи.
Генри подошел к двери и прикоснулся к ней ладонью. Царапин было много, но все они были неглубокие.
— Почему не получается топором?
— Без понятия. Как раз об этом мне и надо поразмыслить. Странный был у тебя дедушка, даже теперь все такой же эгоист, каким был при жизни. Но сейчас все гораздо удивительнее, чем бывало когда-либо раньше. Давай, беги уже. А я — в амбар. Ты услышишь, когда я вернусь, если захочешь посмотреть на мою последнюю битву. — С этими словами Фрэнк побрел вниз, закинув затупившийся топор на плечо.
Генри тоже недолго оставался на месте. Как только дядя скрылся из виду, он вскарабкался по лестнице на чердак и, снова оказавшись у себя в комнате, немедленно впился ногтями в краску на маленькой дверце. Пару секунд спустя он соскочил с кровати, слетел по двум пролетам лестницы, притормозил и спокойным шагом подошел к обеденному столу, где забрал свой заново заточенный нож. Затем он двинулся в обратном направлении и поспешил к себе наверх.
Усевшись на кровать, Генри рассмотрел новый край сильно уменьшившегося лезвия. Фрэнк сточил его минимум на треть, но оно и вправду стало очень острым. Генри даже слегка опасался до него дотрагиваться. В итоге он провел лезвием по большому пальцу и понял, что держит по-настоящему опасную штуку. Острие ножа словно смотрело на его пальцы с какой-то задней мыслью, как будто хотело сказать: «Ты будешь уже не первым. Почему, думаешь, они от меня избавились?» Как и предупреждала его Дотти, край оказался неровным, если посмотреть на него сверху. Впрочем, если посмотреть сбоку, никакой последовательной линии тоже не было видно. Лезвие шло легкой рябью, словно застыло, как замерзает озеро в ветреную погоду.
Генри согнулся и принялся соскабливать ножом краску. Она отходила легко, но очень узенькими полосками. Хотя очистить надо было всего ничего — панель была не больше дюйма в высоту и около трех в ширину, — все же это заняло какое-то время. Но даже когда краска была наконец счищена, стекло все равно не выглядело прозрачным.
Генри отложил нож, прижал обе руки к стеклу и приник лицом между ними. Он пристально вглядывался в кромешную темноту внутри, когда вдруг услышал шаги на чердачной лестнице. Он знал, что это должна была быть Генриетта, но все равно спрыгнул с кровати и, захлопнув за собой двери комнаты, оказался снаружи прежде, чем она добралась до верней ступеньки. Генриетта тащила ящик, бывший, наверное, некогда частью какого-то шкафа, прижимая его одной рукой к боку.
— Привет, — сказала она улыбаясь. — Я притащила пачку плакатов из амбара. Оказывается, у папы их был целый ящик, но он об этом забыл. На них на всех один и тот же баскетболист, и все они утверждают, что «Университет Канзаса — чемпионы страны». Хотя папа сказал, что в тот год они чемпионами не стали. Он собирался продать их каким-нибудь неосведомленным англичанам, но покупателей так и не нашлось. Поэтому он сказал, что ты можешь забрать все себе. Я тут еще скотч прихватила и стамеску. Почему папа не смог открыть дедушкину дверь? Ты уже счистил краску?
Она бросила ящик
— Я спрятала стамеску на дне.
— Спасибо, — сказал Генри. — Краску я соскоблил, но все равно ничего не видно. Стекло какое-то мутное.
Они зашли в комнату, и Генриетта осмотрела дверцу.
— Кажется, это почтовый ящик, — сказала она.
— В смысле? — Генри провел по дверке пальцами. — Как-то это не похоже на почтовый ящик.
— Как в почтовом отделении, — сказала Генриетта. — Я пару раз была с мамой на почте. Там есть такие же маленькие ящички как этот.
— Ты имеешь в виду абонентские ящики? — Генри ткнул ножиком в стекло. — С чего это абонентский ящик оказался в моей спальне?
Генриетта рассмеялась и окинула взглядом стену.
— А что они все делают у тебя в спальне?
— Не знаю, — сказал Генри. — Я думаю, может, это был какой-то коллекционер. Ну знаешь, собирал такие вот маленькие штуки с дверками. Может, ему просто нравились маленькие шкафчики.
— Нет, — сказала Генриетта. — Тут должно быть что-то увлекательное. — Она села на кровать и скрестила ноги. — Кто-то спрятал их все, так что получается, что они потайные. И нам надо их открыть и разузнать почему.
— Как думаешь, нам вообще когда-нибудь удастся посмотреть, что там, за этим стеклышком? — Генри снова, прикрывшись ладонями, уставился внутрь. Генриетта его оттолкнула. Она послюнявила пальцы и протерла ими стекло, а затем начисто вытерла рукавом.
Генри снова посмотрел внутрь.
— Достаточно чистое, — сообщил он, — но я все равно ничего не могу разглядеть. Нам нужен фонарик.
— У меня есть в комнате, — сказала Генриетта и вскочила. Ей не потребовалось много времени.
Когда она вскоре вернулась, то плотно прикрыла за собой двери и выключила ночник. В комнате сразу стало темно, хоть глаз выколи. Только маленькая полоска дневного света просачивалась из-под дверей.
Генри старался не дрожать. Это было не понарошку, он взаправду нашел эти дверцы и не знал, что за ними скрывается. Он вдруг задумался, почему нечто спрятанное внутри потайного шкафа должно быть обязательно приятным.
Генриетта включила фонарик и передала его Генри.
— Держи, — сказала она. — Ты нашел эту дверь, тебе и смотреть.
Генри взял фонарик и опустился на колени на свою кровать. Он прислонил фонарик к правому виску и, тяжело сглотнув, посмотрел.
— Кажется, я что-то вижу, — он немного повернул голову. — Похоже на конверт. — Он передал фонарик Генриетте и на корточках отодвинулся в сторону, давая ей пройти. Она нагнулась и посмотрела за стекло.
— Выглядит тоньше, чем конверт, — сказала она. — Открытка, наверное.
Генри уперся рукой в стену и склонился, чтобы посмотреть.
— Подвинь немного голову, — сказал он. Генриетта подвинулась, и он, опершись на стену со шкафами, снова заглянул внутрь. Он держался за что-то металлическое. Вдруг оно скользнуло, и Генри грохнулся на Генриетту, она завопила, и оба они свалились с кровати. А прямо над ними в стене хлопала дверца одного из шкафов.
Все чувства у Генри были напряжены до предела. Он лежал, не шевелясь. Фонарик выключился. Глаза у него были широко открыты и болели от напряжения. В свете, пробивавшемся из-под закрытых дверей, он мог различить силуэт Генриетты, лежавшей рядом на полу. Он чувствовал холодный ветер, скользящий по его коже, и ощущал присутствие чего-то большого. Генри слышал какой-то шелест и всхлипывания Генриетты, сдерживавшей слезы. А в горле стоял ощутимый комок страха, сжимавший его до того, что становилось больно.