100 шкафов

Уилсон Н. Д.

Генри поднялся на ноги, нашел новую рубашку и приказал себе обо всем этом забыть. Спускаясь вниз, он нарочно насвистывал. Генриетта сидела за столом в гостиной и ела сэндвич.

— Твой в холодильнике, — сказала она.

— Спасибо, — отозвался Генри и пошел за сэндвичем. — Хочешь пить? — спросил он уже из кухни.

— Давай.

Генри вернулся в гостиную со своим сэндвичем и двумя стаканами молока и тоже сел за стол.

— Извини, что я была такой глупой, — сказала Генриетта. Она убрала за ухо выбившуюся прядь, но на Генри не посмотрела.

— А

ты извини, что я назвал тебя глупой, — ответил он.

— Я не специально уронила фонарик, — голос Генриетты был очень тихим.

Генри откусил кусок от своего сэндвича.

— Глупо было вообще его доставать.

— Я же извинилась, — пробормотала Генриетта. — Ты бы сделал так же, если бы не был напуган.

Генри снова начал злиться на нее, но остановил себя.

— Если бы я так сделал, это не было бы меньшей глупостью.

— А ты бы сделал, — сказала Генриетта, подняв наконец на него взгляд.

Генри шмыгнул носом и медленно проговорил:

— Я не собирался смотреть в черный шкаф.

Генриетта снова уставилась в свою тарелку.

— Но если бы захотел, ты бы воспользовался фонариком.

— Но я бы не стал запихивать его внутрь, — сказал Генри.

Какое-то время оба продолжали есть в тишине.

— Извини, что я была такой глупой, — еще раз сказала Генриетта.

Генри глубоко вдохнул:

— Извини, что я разозлился и обозвал тебя глупой.

— Тебе бы надо смыть кровь. Это как-то гадко, есть вот так, — Генриетта показала на его порезанную руку.

Генри пожал плечами. У него были как минимум две причины не мыть руку. Во-первых, его пальцы не так уж сильно болели, но он опасался, что процесс мытья может оказаться болезненным. А во-вторых, каждый раз, когда он смотрел на свою окровавленную руку, он чувствовал себя словно на десять лет старше.

— Мы можем закончить приклеивать названия на двери после того, как поедим, — сказала Генриетта.

— Нет, — отрезал Генри.

Генриетта посмотрела на него, недоумевая.

— Что ты хочешь этим сказать? Я же извинилась.

Генри уставился на сэндвич.

— Я знаю. Но я все равно не хочу этим заниматься. Не хочу, чтобы случилось что-нибудь плохое. Мы больше не будем пытаться их открыть.

— Но я еще даже не видела почтового отделения, — сказала Генриетта. — А Бадонский Холм? Это же хорошие места.

Генри обдумал ее слова.

— Ладно, — сказал он. — Вечером приходи в мою комнату посмотреть на желтую комнату в Бизантамуме. Но не раньше вечера, и будешь меня слушаться. — Он посмотрел на нее пристально. — Будешь делать то, что я скажу, даже если тебе не хочется.

Теперь пришла очередь Генриетты обдумать предложение.

— Ладно, — согласилась она.

— Вот и хорошо, — сказал Генри в стакан и сделал долгий глоток молока. Поставив стакан на стол, он добавил: — Никогда больше не открывай черный шкаф.

Генриетта промолчала.

Глава 9

Первую половину дня Генри потратил на то, чтобы наклеить на неотмеченные шкафы бумажные ярлыки.

Само собой, Генриетта хотела подняться к нему, но с той же очевидностью она не хотела спрашивать на это разрешения у Генри. Она должна была прийти вечером, и это все-таки было довольно скоро. Генри не знал, где была Генриетта и чем занималась. Да его это и не волновало. Ключ от комнаты дедушки лежал у него в кармане, и это значило, что она не ввяжется ни в какие новые неприятности. Наверное, она сидит в своей комнате, думал Генри, скучает и злится. Или злится и скучает.

И он был прав.

Временами, припоминая произошедшее, он содрогался и тер свое все еще холодное запястье или прикладывал к губам порезанные пальцы. Он странно себя чувствовал. Никогда раньше он не испытывал такого прилива адреналина, как этим утром. И теперь, когда все произошедшее оставило лишь холодные воспоминания, эти вздрагивания быстро перешли в постоянную дрожь, а руки и ноги стали ватными.

Наконец Генри взял себя в руки и встал. Он чувствовал, что ему пора выбраться из этой комнатушки, из этого дома куда-нибудь на солнце. Ключи от почтового ящика и комнаты дедушки, дневник, два непонятных письма и открытку он положил в ящик с носками. Он хотел было сказать Генриетте, куда идет, но, в нерешительности помявшись пару секунд на площадке, быстро двинулся дальше. Она и сама может догадаться.

Генри пошел в город и остановился перед домом Зика. Затем, следуя указаниям его мамы, направился к полю, где Зик с друзьями играл в бейсбол. Генри присоединился к ним без малейшего страха. Солнце светило ему в спину и согревало шею. Дрожь прошла.

В целом Генри неплохо отбивал и был обычным полевым игроком. И играл он с самыми обычными ребятами. Большинству из них было лень делать все как надо, и лишь немногие показывали достойную технику как на позиции питчера, так и в поле. В числе этих немногих был Зик. Но он уже давно свыкся с окружавшим его равнодушием: с тем, что мяч постоянно вылетал в аут, со свечками, перебросами и ошибками.

Генри на удивление хорошо сконцентрировался на игре. Особенно учитывая, что спал он рядом со стеной, полной волшебных шкафов. Бейсбол был для него таким же волшебным, как и зеленая, поросшая мхом гора со старыми деревьями. Но что важнее, бейсбол был для него тем волшебством, которое он мог впустить в себя и о котором мог говорить смеясь. В то время как магия шкафов совершенно необязательно была чем-то хорошим, запах кожаной перчатки, пота и пыли, болтовня и беготня по вытоптанной траве ничем другим оказаться просто не могли.

Генри играл до тех пор, пока не забеспокоился, не приехали ли уже его дядя с тетей и не интересуются ли они, где он пропадает. Тогда он со всеми распрощался и побрел по обшарпанным улицам города Генри, штат Канзас, по направлению к дому Уиллисов. Он впервые шел по городу один и чувствовал вкус свободы, такой же бодрящий, как вкус мятной пластинки, которую он жевал.

— Погоди, — окликнул его Зик и свистнул вдогонку. Генри оглянулся и увидел, как Зик бежит трусцой, чтобы его нагнать.