100 великих некрополей
Шрифт:
Похороны вождей (королей) разных родов были для махафали настоящим праздником. Со всех окрестностей съезжались лучшие танцоры, музыканты и певцы; атлеты состязались в ловкости, воины — в метании копья, женщины — в приготовлении вкусных угощений… Таким образом участники этих празднества как бы клялись усопшему вождю, что будут продолжать его дело, беречь традиции разана и умножать род махафали. Не случайно каждые такие похороны заканчивались „ночью любви“, в которой могли участвовать все, кто съезжался на погребение. Ребенок, зачатый в эту ночь, считался особенно желанным, так как олицетворял веру махафали в то, что „умерший человек призывает к жизни“.
Каждый могильник — это семейное кладбище, и многое могут рассказать его памятники. Обычно могильники махафали представляют собой сложенный из множества мелких камней (осколков белого мрамора) или красного
Среди осколков мрамора устанавливались многочисленные алуалу — деревянные столбы, увенчанные разными скульптурками. Порой их было так много, что они сами представляли собой непроходимый лес. С одной стороны, алуалу — это дивные произведения народного искусства, а с другой — говорящие памятники. В верхней их части красовались барельефы, представляющие людей более чем в половину их роста или увенчанные фигурками зебу, которые символизируют изобилие. Ниже — пара птиц, чаще всего голубей, которые на Мадагаскаре считаются символом любви. Могли быть на алуалу и коровы — священные животные, которые и сопровождали покойного в иной мир, а птицы олицетворяли самые благородные качества умершего. Иногда на алуалу изображались крокодил, супружеская пара, носильщик с грузом, гончар за работой и т. д. Люди выглядят весьма обобщенно, пропорции их тел несколько смещены, нарочито подчеркнуты признаки пола, и тем не менее человеческие тела и лица, хоть и выполненные в абстрактной манере, очень выразительны.
Однако эти фигуры необязательно отражают облик того, кто под ними покоится. Скорее всего, по предположениям ученых, они передают его внутренние качества или символизируют обстоятельства, при которых человека застигла смерть. Например, поднесенный ко рту палец указывает, что человек погиб при печальных обстоятельствах. Изображение женщины, обхватившей живот, показывает, что она умерла при родах… Мужчина, воздевший кулаки к небу, ушел из жизни из-за болезни… А некоторые сюжеты отличаются просто необузданным эротическим смыслом. Европейцы, впервые увидевшие в запретных лесах махафали подобные алуалу, посчитали их пошлыми и скабрезными. Некоторые ученые предполагают, что в такой форме мальгаши выражают свою месть покойному, который насолил людям при жизни, и потому после смерти на его алуалу они ставили „клеймо“ распутника. Третьи утверждают, что большинство „эротических“ памятников сами покойники заказывали себе еще при жизни. Однако откровенные изображения на малагасийских могильниках вовсе не свидетельствуют о безнравственности жителей Мадагаскара. Французский этнограф М. Арни правильно подметил, что такие изображения над могилами недвусмысленно провозглашают торжество жизни над смертью: это ликующее утверждение идей плодородия и берущего начало в любви продолжения рода, выраженных весьма откровенно. Создавая подобные алуалу, художники наверняка не думали о том, насколько это будет пикантно; они просто запечатлевали великий акт зарождения жизни в наиболее выразительной, с их точки зрения, форме.
Когда солнце поднимается из-за леса, алуалу начинают отбрасывать длинные узорчатые тени, которые для махафали полны глубоко смысла. Каждый ромб, каждый треугольник или кружок, каждый элемент деревянных кружев алуалу — это не просто деталь украшения, а священный символ. Определенное чередование этих фигур и знаков расшифровывается снизу вверх — „от земли к небу“ — и повествует о том, кто покоится под данным алуалу, сколько у него было детей, как он относился к соплеменникам и т. д. Но остается все меньше стариков, которые умеют читать эти символы, заимствованные мальгашами у полинезийцев. А в былые временами такое „чтение“ было доступно всем, и когда длинные тени резных столбов ложились на площадки могильников, махафали говорили: „Это солнце
Есть у малагасийцев и такое понятие как „фасана анирит-ра“ — временное погребение, в котором хоронят тех, кто умер вдали от родины. Но закон предков требует, чтобы останки покойного были возвращены на родину, в родовое погребение — „фасану разану“. Существует у мальгашей и обычай, какого, пожалуй, нет ни у каких других народов, и называется он „переворачиванием“ (перезахоронением). Это большой праздник, день всеобщего веселья. Участники церемонии к этому дню мастерят себе новые наряды, порой залезая в большие долги; убивают лучших быков для угощения, созывают родственников и друзей. Во время обряда плакать нельзя — это очень большой грех. Плакать — значит разгневать предков, которые должны радоваться, что к их обществу прибавляется новый „член коллектива“, поэтому музыканты стараются вовсю, чтобы до утра звучали песни и танцы. Во время колониального господства этот старинный и один из самых почитаемых на Мадагаскаре обычай колонизаторы использовали в своих целях, запрещая совершать обряд „переворачивания“, пока не будут выплачены все налоги.
Одновременно с местными культами на юге Мадагаскара действовали и различные протестантские миссии, но они не столько боролись, сколько приспосабливались к этим культам. И даже действовавшей в центральных районах острова католической церкви, выступавшей против всего подлинно мальгаш-ского, не удалось победить разана. Поэтому даже на современных кладбищах многих народностей Мадагаскара не увидишь крестов. Теперь кладбища сакалавов, антандраи и других племен больше всего напоминают ослепительно белую детскую площадку, так много на них красок, поэзии и жизни. Здесь на изящных столбиках-алуалу, красуются яркие „игрушки“: солдатики в зеленых мундирах, крестьяне в желтых широкополых шляпах, красные автомобили, синие паровозики…
В ЛОНДОНСКОМ СОБОРЕ СВЯТОГО ПАВЛА
Когда архитектор Кристофер Рен делал свои первые наброски к проекту собора, ему было немногим более 30 лет. В 1711 году, когда английский парламент объявил строительство законченным, архитектору шел уже восьмидесятый год…
Собор Святого Павла расположен почти в самом центре Сити — одном из древнейших районов Лондона. Место, на котором он стоит, видимо, было священным еще в языческие времена, а первая христианская базилика, посвященная святому апостолу Павлу, появилась здесь в 609 году. Через 50 с небольшим лет она сгорела, но была немедленно восстановлена, однако и ее уничтожил новый пожар 1087 года. На пепелище был построен храм, который сгорел в 1666 году. После этого пожара перед Кристофером Реном и была поставлена задача — не просто восстановить храм, который 10 лет стоял в развалинах, а возвести новое грандиозное сооружение. Это должен был быть крупнейший протестантский храм, который смог бы противостоять самому большому католическому храму мира — собору Святого Петра в Риме. Но если последний строил весь католический мир и лучшие архитекторы всей Италии, его поочередно старались докончить многие римские папы в продолжение сотен лет, то собор Святого Павла всего строил один город и один архитектор под наблюдением одного лондонского епископа.
С конца XVIII века собор Святого Павла становится и традиционным местом захоронения английских знаменитостей. Здесь нашли свой последний приют некоторые деятели английской культуры и науки, но в основном он стал усыпальницей выдающихся военачальников. В память о них в соборе установлено множество надгробных памятников, бюстов и медальонов с эпитафиями. Тела их покоятся в склепах под храмом, который, таким образом, наряду с Вестминстерским аббатством становится как бы вторым Пантеоном Англии. В частности, в северном крыле собора установлен памятник Крымской кавалерии, в память офицеров и солдат, погибших в Крымскую войну 1855–1856 годов.
Всех путешественников внутренность собора Святого Павла поражает громадностью своих размеров, и хотя около стен белеет множество мраморных изваяний, пространство остается свободным. Русский поэт и публицист М.Л. Михайлов отмечал, что…многие генералы, память-которых тут увековечена, изображены классически, то есть вообще „в голом одеянии“. Вот, например, обнаженный воин сваливается с коня, и богиня победы подает ему венок. В другом углу умирает герой, хоть и одетый по всей форме, но опускается он на руки обнаженной мужской фигуры. Даже почтенный лексикограф Самуил Джонсон предстает из-под классической тоги настоящим „купидоном“.