114 баллов
Шрифт:
— Ну вот и славно! Пропылесосишь в гостиной?
Может быть, она права, и именно так и следует относиться ко всему этому? Сколько я себя помню, они с отцом всегда поддерживали Доктрину, и, по-моему, совершенно искренне. Уверен, что, если бы я набрал 200 баллов, ма точно так же отправила бы меня пылесосить. По-моему, только я сам считал свое распределение разочарованием. Мои родители мной искренне гордились.
Скажу честно, это очень грело. Я даже им завидовал — это же здорово так верить в официальную идеологию. Если бы не мои дурацкие сомнения —
Может, еще не поздно отозвать отклик на водителя погрузчика? Стоит ли жечь мосты, если даже мне самому непонятны собственные мотивы? Интересно, есть ли механизмы по смене профессии? Я никогда раньше об этом не слышал и даже не задумывался. Считалось, что выбор ты делаешь один раз.
— Эрик, ты закончил с гостиной? Разбери обувь в коридоре! — донесся до меня голос ма.
Вот мне бы ее проблемы!
— Эрик, ты меня слышишь? — ма в фартуке и в муке вышла из кухни.
— Уже бегу! Не волнуйся, коридор будет как с картинки каталога мебели. И кому только приспичило нас объесть? — проворчал я.
Ма улыбнулась.
— Ты же понимаешь, отец не может отказать руководству. И кстати, он просил, чтобы ты тоже непременно присутствовал.
— Это еще зачем? — удивился я, но ма уже исчезла на кухне.
Ценой титанических усилий мы все успели. К 19:30 я, переодевшись в темный костюм и белую рубашку, сидел за накрытым столом, приготовившись любезно улыбаться и вежливо молчать. Ма, тоже при параде, открыла дверь, хотя у отца и был свой ключ.
Скажу честно, я был удивлен снова увидеть советника Май. Хотя потом, поразмыслив, я понял, что, если бы у меня было хоть немного больше баллов, я бы непременно предсказал ее визит.
Май была все в тех же джинсах и пиджаке, что и на экзамене. Наш торжественный ужин она явно воспринимала куда буднишнее, чем моя семья. Я вежливо поздоровался и сидел тихо, жуя тушеную форель с овощами, пока шел традиционный обмен любезностями. Настоящий разговор, ради которого советник почтила наш дом своим присутствием, начался только к ореховому пирогу.
К моему удивлению, меня не только не отправили прочь, советник обратилась напрямую ко мне, дав понять, что я должен остаться.
— Да, Эрик, поздравляю тебя со вступлением во взрослую жизнь! — начала она издалека, но нам всем сразу стало понятно, что Май наконец перешла к интересующей ее теме.
— Спасибо, госпожа советник.
— Жаль, что твой лучший друг попал в такие неприятности. Фред ведь был твоим лучшим другом?
— Он и сейчас мой лучший друг, — брякнул я.
— Эрик! — угрожающе громыхнул отец.
Мне стало неприятно, но я его понимал. С такими людьми, как советник Май, не шутят. Однако я все еще ощущал то появившееся после экзамена желание действовать вопреки всему.
— Я осуждаю Фреда, но не собираюсь отрекаться от него.
За столом повисла тяжелая тишина.
— Очень похвально, —
Я впервые встретился с ней взглядом, и мне показалось, что ее серые глаза видят меня насквозь.
— Это прекрасно, что, даже признавая, что твой друг совершил ошибку, ты готов поддержать его. Для этого и нужны друзья.
Май говорила просто, но очень убедительно. Интересно, можно ли верить тому, что она говорит? Мне хотелось ей верить.
— Но ведь Якубовский совершил преступление, — осторожно заметила мама.
— Конечно. Он будет осужден и понесет наказание, после которого сможет вернуться в общество полноправным гражданином. И ему понадобится поддержка. Так что, Эрик, тут нечего опасаться — ты ведешь себя как хороший друг, и не более того.
— Я не знал, что он замышляет, — сорвалось у меня с языка, и я сразу пожалел об этом.
Прозвучало так, как будто я оправдываюсь или заискиваю.
— Верю. Тем более что этот факт доподлинно установлен следствием, — кивнула Май. — К тому же следить за подобными вещами и не входило в твои обязанности. А вот Штолле может поплатиться должностью за столь вопиющую халатность.
— Вы полагаете, советник, что директор Штолле будет уволен из-за случая с Якубовским? — спросил отец.
— Да черт с ним, с Якубовским. Это мелочь, — махнула рукой Май. — А вот за выходку Фандбир Штолле точно ждут неприятности. Тут еще в придачу выяснилось, что она систематически занижала результаты своих промежуточных тестов.
— Занижала предварительные тесты? Боюсь, я не понимаю, советник, — нахмурился отец.
Май подложила себе еще один кусок пирога.
— Самый высокий балл, 198, Франческа набрала в пятнадцать лет. Потом результаты стали снижаться, и на последних тестах были в районе 192–193 баллов. Это весьма странная динамика. Она должна была демонстрировать восходящий тренд.
— И вы полагаете, Фандбир уже несколько лет специально обманывает систему оценки? Но какой в этом смысл?
Советник пожала плечами.
— Но может быть, это просто индивидуальная особенность? Ведь так бывает, что человек выходит на пик, а потом вдруг наступает регресс? — предположила мама.
— Бывает, — согласилась советник Май, — но я не убеждена.
— То есть Штолле виноват в том, что мы потеряли потенциального члена Триумвирата? — уточнил отец.
— Это в лучшем случае, — туманно ответила Александра Май, — тут все будет зависеть от мотивов Фандбир.
— Не понимаю, зачем она пошла на такое? — покачала головой мама.
— Может, ей просто нравится возиться с землей?
Мое предположение явно позабавило советника. Губы Май растянулись в ироничной улыбке.
— Вполне возможно. У каждого есть те или иные склонности. Вот ты, я уверена, очень любишь порядок. Наверняка систематизировать вещи и раскладывать их по местам — твое любимое занятие.
— Да не сказал бы, — возразил я, пытаясь понять, с чего вдруг Май сделала такой странный вывод.