114 баллов
Шрифт:
— Ну, про то, что «Зеленый треугольник» — это мы. Только ты осторожнее, к главному приходили из Безопасности, не лезь на рожон.
Я не нашелся что ответить, но твердо пообещал себе вообще больше никуда не лезть, а любой появившийся в поле зрения рожон обходить по широкой дуге.
По правде говоря, я здорово перетрусил. Мне совершенно не хотелось доказывать Безопасности, что я не верблюд. Стоит Дядькину написать на меня отрицательную характеристику, и я потом полгода буду ходить под пристальным вниманием компетентных сотрудников. И то, это если мне очень повезет.
Больше
В первый же день главный айтишник настоятельно зазвал меня за свой стол, где я молча и просидел в компании с ним и Хофман все четыре дня существования нашей рабочей группы. Да, именно так. Айти-отдел справился с проблемой, годами отравлявшей жизнь склада, за четыре дня.
И то в последний день мы просто ждали Смит из логистики.
— Вот что, Скрам, — нарушил молчание во время нашего последнего совместного обеда Дядькин, — я так понял, парень ты незлой и трудолюбивый, и все, чего ты хотел, — наладить работу своих коллег.
Хофман согласно кивала в такт словам шефа.
Даже до меня дошло, что Дядькин сейчас не просто рассуждает о своих наблюдениях за более примитивной формой жизни.
— Работать тяжело было, — осторожно сказал я, — вот мы и обратились к вам за помощью.
— Верно, — согласился мужчина, — отлично сформулировал. Вот так всем и говори.
Его помощница снова кивнула.
— Обычный производственный вопрос, — добавила она.
— Что же еще? — как можно искреннее спросил я.
Дядькин отхлебнул яблочного сока, задумчиво рассматривая меня.
— Ничего более. И для твоего же блага, поверь в это.
— Я верю.
— Молодец, — вздохнул главный айтишник.
Неужели он действительно напишет Безопасности, извините за тавтологию, безопасный для меня отчет? Удивительно. А казался вредным желчным сухарем. Ни фига я, оказывается, не понимаю в людях.
— И лучше бы тебе больше не мозолить глаза Смит. Скажем ей, что твоя часть работы закончилась, и мы тебя отпустили, — предложила Хофман, вопросительно взглянув на Дядькина.
— Да уж, пусть лучше идет себе от греха подальше.
Несмотря на данное себе обещание не нарываться на неприятности, до зуда в ладонях захотелось запротестовать. Одного воспоминания об этой мерзкой самодовольной дамочке хватило, чтобы я растерял все свое благоразумие. Я отчетливо понял, что все эти дни ждал нашей новой встречи, чтобы утереть ей нос новой складской программой. А тут получается, что я просто трусливо сбегу.
— Нет, ты это видела? — возмущенно обратился Дядькин к сидящей рядом с нами женщине. — Ты этот взгляд видела? Мы с тобой тут из кожи вон лезем, проявляем чудеса фантазии, чтобы написать на этого щенка неразумного положительную характеристику, а он на нас волком смотрит! Ну и кто из нас троих тут самый недалекий? Да мы все трое форменные идиоты! И я со своими 180 баллами — самый главный!
Мне
— Извините, я не прав, — пробормотал я, — и спасибо за помощь.
— Чтобы после обеда я тебя в своем отделе больше не видел. И желательно, чтобы я тебя вообще никогда больше не видел, — проворчал Дядькин.
— Не порть себе жизнь, Эрик, — добавила Марта Хофман.
— Я буду считать удачей, если он перестанет портить жизнь хотя бы нам с тобой, — съязвил главный айтишник, — а непреодолимая тяга к неприятностям у него на лбу написана, такое не лечится.
В общем, Смит я не дождался и тихо сбежал, как трусливая дворняжка. Про волчий взгляд Дядькин наверняка специально ввернул, чтобы меня поддеть.
И тем не менее настроение улучшалось с каждым метром, отдалявшим меня от отдела айти. Я ехал домой, радуясь, что завтра вернусь на склад. Идеально было бы снова сесть за погрузчик, желательно в ночную смену, отгородившись от всего бесконечными полутемными рядами и плеером, но моя стажировка еще не закончилась. Ладно, приемка и распределение товара тоже неплохо.
Я заподозрил очередную засаду еще по пути от проходной к раздевалке. Когда взрослые мужики вдруг начинают тебе улыбаться и перешептываться у тебя за спиной, тут даже 114 баллов хватает, чтобы почуять подвох.
В общем, когда я вошел в центральный ангар, там был, боюсь, весь склад. Эти клоуны построились в две шеренги и встретили меня дружными аплодисментами своих больших ручищ. Ладно хоть, поздравительных плакатов не повесили.
Я и раньше удостаивался аплодисментов: наша школьная команда трижды завоевывала титул чемпиона Города, пару раз овации устраивали лично мне за особо удачные голы, но тогда-то было за что. А сейчас я брел вдоль нескончаемого ликующего живого коридора туда, где сияло неподдельной радостью лицо Самюэля, и хотел провалиться сквозь землю.
Я стал героем дня за то, что недельку поработал мартышкой в айти-отделе.
Казалось, до Самюэля идти добрый километр. Я и не предполагал, какая это толпа народа — наш склад.
Справа кто-то хлопнул меня по плечу. Михно и ребята с моей смены. И их принесло. Пришлось изобразить улыбку.
Я почувствовал злость. Вот они, средние по складу 78 баллов, в действии. Самюэль, как же ты это позволил? Сразу вспомнился Дядькин с его сколько? 180? Насколько же быстро он сориентировался в ситуации и подавил волнения в своем отделе, не дав им даже толком появиться. А мы тут вляпались по полной. Завтра все присутствующие будут иметь беседу со службой безопасности. И главное, ради чего?
— Молодец, Эрик, — громыхнул Самюэль, когда я до него, наконец, дополз, — ты им всем показал!
Вокруг раздались одобрительные крики. Я видел перед собой восторженные возбужденные лица. Ни у кого ни тени опасения в глазах.
О боже. Я здесь что, реально самый умный? Надо же что-то срочно делать, а то эта толпа идиотов сейчас себе выроет братскую могилу.
— Я бы хотел сказать пару слов всем присутствующим, — выдавил я, кривя душой от начала до конца.
Я вообще предпочел бы не видеть никого из присутствующих, а при мысли о публичном выступлении меня отчетливо мутило.