119 дней до тебя
Шрифт:
— Она твоя? — спросила, не оглядываясь.
— Нет. — отозвался парень. — Друга. Рика. Он работает в Нью-Йорке[4.1]. Квартира пустует.
— Иди сюда. — позвала, уже зная ответ.
— Ну, уж не-ет! — засмеялся Итан. — Ненавижу высоту.
Он развеселил её. Вспомнила Нэви Пиер, где они с Люси не могли заставить его прокатится на колесе обозрения.
Ожила, обернулась. Наклонилась, чтобы расстегнуть и сбросить с уставших ног надоедливые каблуки. Потом немного осмотрелась, медленно прошлась под причудливыми люстрами, мимо странно-слишком-огромной кровати с целой кучей
— Классная песня, — изобразила танцевальное па и, быстро пробежав по небольшому жёсткому ковру, забралась на один из стульев у стойки.
Итан выглядел счастливым. Пододвинул к ней высокий бокал с бурым напитком, а сам продолжил резать мясо.
— И много здесь побывало девушек?
— Вообще, или моих?
— Твоих.
— Ты первая.
Нура удовлетворённо закусила губу и взяла в руки бокал.
— Отец позвал тебя, чтобы поругать из-за Кристалл?
— Он ненавидит Кристалл.
Ему так нравится, когда она вот так вот искренне удивляется.
— Ох, хорошо. — выдыхает девушка и делает небольшой глоток. Сладкое вино обжигает гортань, оставив после себя пряное послевкусие.
— Давно вы виделись? Она звонит?
— Давно. Не звонит. А если станет, мне не интересно.
Она чуть улыбается, но, тут же, мрачнеет.
— Сколько вы были вместе? — спросила тихо.
— Три года.
— Тебе не жалко?
— Чего именно?
— Ну, того, что было, что вы прожили вместе. Друзей, которые возможно отвернутся. Я-то ничего не теряю, а ты — вдруг тебе грустно?
Итан откладывает в сторону нож:
— Грустно? Человека менее склонного сейчас грустить, я даже представить не могу. Невозможно. Теперь моя очередь. Что мне делать с твоей дружбой с Эваном?
Её серые светлые глаза обретают тревожный смысл.
— Послушай, — начинает с осторожностью она. — Эван…
— Друг? — догадливо щурится парень. В который раз он уже это слышит?
— Ты должен смириться и начать с ним общаться. Или хотя бы попытаться, ради меня, если это для тебя важно. И если, конечно, он этого захочет.
— Он? — выгибает бровь Итан.
Нура устало вздыхает и хмурится:
— Я до сих пор не знаю, что на самом деле между вами произошло. Он не хочет рассказывать. И ты тоже.
— Я не «не хочу». Ты просто не спрашивала.
Мясо уложено в миску с приправами. На разделочной доске режутся овощи.
— У наших родителей было совместное дело. В основном заключённое в бумагах. — стал рассказывать он. — Акциями владели пятеро, трое из которых по итогу, когда наступил кризис, проголосовали за определённое изменение в договорах. В их числе был мой отец. Те, кто был против, в их числе отец Эвана — потеряли бизнес.
— И они поссорились.
— И мы поссорились тоже. — кивнул Итан. — Мне было плевать на то, что делает Ричард. Я не интересовался делами фирмы. А Эван наоборот, пытался помогать, вникал. Конечно, он был зол, я понимаю. Но…
Итан
— Но ты был ни при чём. — закончила за него Нура. — Это нечестно и глупо. Он просто-напросто выместил на тебе всю свою злобу. Сделал виноватым. Теперь понятно. Он не рассказывает правду, потому что ему стыдно.
— Знаешь, — посмотрел на неё Итан. — Я попробую. Попробую поговорить с ним. Ведь я-то не злюсь. И ты права, мне важно твоё окружение. Если ты считаешь его своим другом… если хочешь, чтобы было так, то я попытаюсь вернуть, хотя бы часть былого отношения. Но дело не во мне, это ОН отдалился, САМ. Он оставил меня, а не я его, как ты думала изначально. И я до сих пор не понимаю, почему он так поступил, откуда столько взялось ненависти и злости, ведь он был мне хорошим другом. Очень-очень долгое время.
Вдруг стало душно. В любимых голубых глазах растерянное сокрушение.
— Да пошёл он тогда! — воскликнула девушка. — Извини, что я была такой идиоткой. Прости, прости. Просто всякий, каждого видит по-своему. Тогда я видела вас так: ты — плохой, он — хороший. А сейчас… сейчас пусть он делает этот шаг, или катится! Если хочет общаться с нами, пусть просит у тебя прощения.
— Не нужно мне его извинение. — перестаёт печалиться Итан. Его нежная милая Нура, в одночасье превращается в яростного защитника. Точь-в-точь, как тогда вечером у неё в комнате, когда он был подавлен и рассказывал о Ричарде. «Мой тамплиер».
— Давай-ка сменим тему.
«Сколько же в ней, такой юной, мужества».
— Как насчёт запеченного вяленого ягнёнка?
Девушка смеётся:
— Что?
— Не смейся. Оказывается, это очень вкусно. Когда я жил здесь тогда, и буквально не выходил никуда несколько дней… В холодильнике закончилась вся еда, кроме чёртового вяленого мяса. Понятия не имею, откуда оно вообще тут взялось. Оно было везде: на бутербродах, вместо бекона с яичницей. В итоге, я просто замариновал остатки и засунул в духовку. Оно в прямом смысле спасло мне жизнь.
Нура затихает, в горле пересохло. Представила его одного, здесь, в этой квартире, расстроенным из-за неё. Встречается с ним взглядом, смотрит задумчиво, а он вопросительно сводит брови:
— Ну, ты чего?
— Ничего, просто я… Я ненавижу то утро в буфете.
— А я тот полдень, в столовой. — кивает Итан. — Тот проклятый коридор. Прошу, прости… прекрасно знал, что обижаю. То, что я сказал тогда, не было правдой. Если бы ты не заинтересовала меня, я бы никогда не заговорил с тобой.
Нура крутит в руках всё ещё полный бокал. Наверное, ей важно было это услышать.
Где-то, в глубокой глубине души, она всегда лелеяла надежду и верила изо всех сил, что всё не просто так — эти взгляды, злость и боль. И она давно простила его, как только улыбнулся. Когда не прекратил попыток, когда рычал, пытался защитить, жалел и целовал.
Итан рад, что объяснился. Ставит мясо в духовку. Закидывает спаржу на сковородку, регулирует температуру на сенсорной панели. Допивает своё вино, хочет вновь наполнить бокалы, но девушка свой накрывает ладонью. Он наливает только себе и отставляет бутылку в сторону.