119 дней до тебя
Шрифт:
Если они любят, то слишком. Если ненавидят, то тоже слишком.
— Эй, профсоюз! — преграждает ей путь белобрысый Эдди. — Мия!
— Ну чего тебе?
— Ты же якшаешься с этими, как их… кураторами? Я болен!
— Чем, интересно?
Они всё слишком близко принимают все к сердцу, слишком сильно верят людям…
— У меня проблема с алкоголем.
— Чушь! — смеётся она.
— Не чушь, а реальный перебор с вечеринками! Но, главное — я это
Они слишком сильно надеются на них, и слишком сильно в них разочаровываются.
— Издеваешься? Это для людей с реальной проблемой, а ты не алкоголик, ты распиздяй!
Она отталкивает наглеца, который возмущённо что-то ещё возникает за спиной и идёт дальше.
И ещё есть такие, кто меняется.
— Крис! — прибавляет она шаг, увидев приоткрывающуюся дверь, — О, Бляха! — но, выпучив глаза, остановилась, потому что из комнаты появляется вовсе не Крис, а полуголый, обмотанный полотенцем, вчерашний манерный красавчик.
— Приве-ет, — расплывается тот в слабоумной улыбке, — Мия, да? А я не одет, какое неудобство.
— Ты рано, — выглядывает и подружка, — Ой! — и подпрыгивает на месте, когда Рик игриво щиплет её за попу.
Они меняются не потому, что их любят, а потому что любят они.
— Шалун, — смеётся Кристина, словно пьяная дурочка и, проводив его взглядом до туалета, смотрит на недоумевающую подругу. — Прости-прости, он слишком…
— Обкуренный?
— Счастливый!
— То есть его штырит от радости?
— Бип-буп! — в ответ, легонько тычет Крис той в кончик носа, и тянет за собой в комнату.
Есть и такие, которые мечтают…
— Нура, — целует Оливия девушку в щёку при встрече, — Я думала, ты будешь ближе к обеду. — и показывает на суетившихся людей в галерее. — Привезли картины Тодда! Не поверишь, он — второй Дюбюффе[1]! Идём скорее, поможешь нам…
Убегает вперёд, а Нура задерживается на пару минут, смотрит на проплывающие мимо замысловатые рисунки — нетрадиционный взгляд, контрастные краски.
Эти мечтатели — не погружённые в фантазии «сумасшедшие», забывшие о настоящем. Они просто добрые оптимисты (люди — надежда), просто живут и неосознанно делают то, что заставляет других чувствовать себя «лучше». Они те, кто заставляет вас улыбаться.
Подобное искусство называют «низким», а Нура, глядя в изображённые на холстах неестественные искажённые лица, стоит сейчас и пытается найти в этом безумии здравомыслие. Улыбается и идёт следом за носильщиками, ведя рукой по мраморной статуе.
Просто они душевные. Не думают о времени, не слушают чужие мнения… и они не думают о том, что может
А Оливия в соседнем зале.
Ещё есть те, которые, ради дорогих и близких людей, переступают через свои принципы.
Она оглядывается, смотрит на девушку и виновато опускает глаза.
Идут им на уступки, выполняют просьбы… почти предают себя.
Но через мгновенье поднимает голову и вновь улыбается.
Они не виноваты, в том, что просто любят. И они не виноваты, в том, что те не ценят этого.
— Итан тоже сбежал с учёбы?
— Да, поехал на фирму.
Люди вообще часто воспринимают всё, как должное… хотя и не все.
Над головой громадное стеклянное пятнадцатиэтажное офисное здание, над входом которого стальными буквами — «МacKbraid Petroleum industries».
Этим «не всем» мешает совесть, которую, в отличие от других, они слышат.
— Доброе утро. — кивает секьюрити на входе.
«Отличный костюм». — замечает про себя парень и кивает в ответ, идя дальше, к раздвижным дверям, чтобы попасть в просторный, откровенно устрашающий холл.
Они не то чтобы справедливые добряки, они тоже могут кричать и злиться, и, если они ошибаются — они тоже страдают, не идут на контакт, тяжелее переживают неудачи. Но каждый раз, «сгорая дотла», они «возрождаются из пепла», становясь ещё более совершенными и сильными.
Напротив входа стойка, за которой привлекательная ухоженная блондинка. Вокруг снуют сотрудники: «топ-менеджер», «логист», «технический директор», и простые смертные — «посетитель». Все, как один, выглядят безупречно — деловые, подтянутые. Они выглядят, как Он. (Здесь всё, как Он). А надписи на их имиджевых бейджах — как клеймо. Бейдж посетителя простецкий — бумажный.
«Дискриминация?»
Таким, как они чужды стереотипы современного общества, вы не сможете силой навязать им своё мнение — только доказать примером и правдой.
Даже уборщики здесь обязаны выглядеть «правильно».
Итан усмехается и, мимо ряда турникетов, сразу направляется к персональным лифтам, один из которых, с убийственной скоростью доставляет его на самый последний, пятнадцатый этаж.
Такие, как они, иногда готовы закрыть глаза даже на самые ужасные проступки и только всё ради того, чтобы не терять человека.
Здесь холл светлее, меньше. У дверей лифта ещё одна — вторая блондинка (любезно улыбается). Напротив коридор, с боку зал для переговоров. Стеклянные стены, длинный стол с множеством кожаных стульев, а за ними окно во всю стену, из которого открывается панорама Чикаго до самого залива.