12 невест миллионера
Шрифт:
И хорошо, если радостно заржет, вполне довольный увиденным! А если разочаруется? Тогда моя самооценка, и без того уже пошатнувшаяся, упадет ниже уровня Средиземного моря.
Мужская спина пришла в движение.
– Ой! – Я испуганно пискнула и тут же зажала себе рот ладонью.
Он не повернулся, он просто резко наклонился в сторону и что-то поднял с валуна, на котором я развесила свои сырые одежки.
Я одним прыжком перелетела на камень со сменкой и прикрылась балахоном как раз вовремя: Мик все-таки
– Что это? – странным голосом, артикулируя каждую букву, как заглавную, спросил он.
– А сам не видишь? Это мыло, – сердясь на себя за свой девчачий испуг, неласково ответила я. – Просто мыло, дешевое и скверное.
– Я-то вижу, какое это мыло!
Мой голливудский приятель недоверчиво покрутил головой и слепил из помятого кубика кривой колобок. Мне показалось, что в следующий момент он запустит его мне в голову, как снежок, но Мик ограничился тем, что перебросил мячик из одной ладони в другую и голосом доброго и терпеливого взрослого, разговаривающего с умственно отсталой девочкой, спросил:
– И откуда оно у тебя?
– Взяла в кладовке, где меня заперли, – я вызывающе вздернула подбородок. – А что, нельзя было? Там этого мыла целый ящик.
– Целый ящик мыла, говоришь? Здорово, – Мик снова отвернулся. – Да не стой ты столбом, одевайся!
Я напялила балахон, обула балетки, нерешительно взяла и покрутила в руках платок.
Ненавижу головные уборы! Как ни старалась моя интеллигентная бабушка привить мне любовь к дамским шляпкам, ничего у нее не вышло. Но шляпы я хотя бы носить умею, а вот платки и кокошники – это точно не мой стиль.
– Пока завяжи, как сумеешь, а потом я сделаю, как надо, – угадав мои сомнения, сказал Мик. – Стоп! Чуть не забыл: сначала еще один штрих! Дай руку.
– И сердце? – съязвила я.
– Пока только руку.
«Пока» – это обнадеживало. Я протянула ему руку, как для поцелуя, но он перевернул ее ладонью вверх и щедро наполнил густой бежевой массой.
– Откуда это у тебя? – спросила я, проводив взглядом маленький тюбик, полетевший в расщелину по крутой дуге.
– Взял у маэстро, у него такого добра полный чемодан. Намажь им погуще лицо и шею.
– Это профессиональный максировочный тон, – понюхав курганчик крема в ладони, уважительно заметила я. – Его не нужно так много, и наносят его влажным спонжем…
– Намазывайся, я сказал!
Я нормальная женщина (мы с Тяпой и Нюней все – нормальные женщины), и непререкаемые командные нотки в мужском голосе побуждают меня к подчинению на генетическом уровне.
Вздохнув, я размазала тон по лицу, но потом ворчливо предупредила:
– На жаре он скоро высохнет, потрескается, и мое лицо будет выглядеть, как живописное полотно старых голландских мастеров!
– Вот и прекрасно! Все, шагом марш!
Мик пошел прочь.
– Тоже мне, стилист-визажист!
Мокрые шорты и майку я выкрутила, отжимая воду, и прямо так, тяжелыми сырыми колбасками, затолкала в глубокие карманы на боках балахона. Платок повязала в русском народном стиле – островерхим «домиком», с узлом под подбородком. Надела дурацкие круглые очки с непроглядными стеклами и, сразу же наполовину ослепнув, заковыляла по камням вдогонку за голливудским товарищем.
Думать о том, как я выгляжу со стороны, мне просто не хотелось. Нюня застонала и спряталась.
– Если кто забыл, то я напомню, что мы тут не по подиуму гуляем, мы уносим ноги от опасности, суть которой пока что не ясна, но жить от этого хочется ничуть не меньше, чем прежде! – многословно, но убедительно отчеканила командирша Тяпа.
Я ускорила шаг и догнала Мика уже за мысом.
Город сползал с кручи к воде языками узких улиц, превращающихся в пирсы. Мы повернулись к морю задом, к горе передом, и в первом же переулке Мик меня оставил, вскричав:
– Вот! Вот кто мне нужен!
Судя по резвости, с которой он удалился, встреча была долгожданной.
Надувшись (а я ему, стало быть, не нужна?!) я с недобрым интересом уперлась взором в тесный туннель, образованный двумя сплошными линиями домов, переброшенными через улицу бельевыми веревками с разноцветным тряпьем и горбатой мостовой.
По камню звонко процокали копыта. Укоризненно мотая ушастой головой, улочку с ускорением пересек черно-буро-серебристый ослик, а сразу за ним с протянутыми руками пробежал мой голливудский друг.
– Он променял тебя на осла? – недоверчиво вопросила Тяпа.
– Какой хорошенький ослик, – дипломатичная Нюня попыталась смягчить удар.
Ослик действительно был славный, чистенький и трогательный. Он запросто победил бы в диснеевском кастинге на роль четвероногого друга Винни-Пуха, но все-таки плохо соответствовал моему представлению о лучшей паре для голливудского парня.
Потом я услышала протестующий ослиный вопль и сдавленное ругательство. Стало понятно, что отношения у странной парочки складываются отнюдь не простые.
Мик вывернул из-за угла, потирая бедро.
– Травма? – спросила я, постаравшись, чтобы это прозвучало без намека и осуждения.
– Трофей! – ответил мой приятель и сунул мне в руку непонятный мягкий ком. – Подержи, только аккуратно, не рассыпь.
Я посмотрела на трофей, ради которого он гонялся за ослом, и увидела неровную прядь очень грубых и жестких волос неопрятного серо-буро-черного цвета.
Страшное подозрение превратилось в истерический смех:
– Это что – хвост Иа-Иа?! Дружище, да ты фетишист!