12 невест миллионера
Шрифт:
– Для тебя же стараюсь! – обиделся Мик. – Дай сюда свой платок!
Завладев моим головным убором, он с треском выдернул из него длинную суровую нить. Потом с таким выражением лица, которое яснее ясного говорило, что отныне я буду считаться косной личностью без чувства прекрасного, Мик забрал у меня ослиный локон и соорудил из него кособокую кисточку. Полюбовался этим странным произведением парикмахерского искусства, встал на цыпочки и сдернул с веревки, висевшей над нашими головами, бельевую прищепку.
Я следила
– Но, но! На сегодня мне уже хватит местных сувениров!
– Это вовсе не сувенир, это замечательный элемент маскировки. Стой спокойно.
Скосив глаза, я уже без удовольствия наблюдала, как он прищепочкой закрепляет ослиный хвост на моей стильной косой челке.
– Теперь платок… Вот так…
Мик собственноручно повязал мне платок – по-монашески, туго обтянув лоб, но при этом выпустив наружу клок ослиных волос.
– Отлично! Посмотри сама.
Он развернул меня лицом к двери, обрамленной своеобразной мозаикой из маленьких цветных плиток и осколков зеркального стекла. Я не сразу нашла свое отражение, а когда нашла, не сразу себя признала:
– Это – я?!
Зеркальце отразило коричневое и морщинистое, как иссохшая земля, лицо, черные очки слепого кота Базилио и выбившуюся из-под траурного платка прядь грубых, неровно остриженных волос – когда-то, вероятно, смоляных, а ныне отчасти черных, отчасти тусклого цвета «перец с солью» с большой примесью проволочной седины.
– Вот! В таком виде тебя даже родная мама не узнает! – заключил Мик, гордясь своей работой. – Только руки и ноги выдают. Какие-то они у тебя неправильные…
– Тебе не нравятся мои ноги?! – не поверила я.
Ну, все! Приплыли! Теперь он заклеймил позором мою гордость и во всех смыслах – опору!
– Твои-то ноги мне нравятся, но у столетней бабушки они должны быть не такими. Не ровными и гладкими, а узловатыми и волосатыми!
– И как же мы это устроим? – я напряглась.
Мик оглянулся.
Должно быть, он тоже подумал про осла, у того как раз были идеальные – в этом смысле – ноги. Но организовать пересадку конечностей на скорую руку не представлялось возможным, и мой предприимчивый приятель это тоже понимал.
– Ладно, ноги оставим свои, – разрешил он. – Но ты натри их пылью, пожалуйста. И руки тоже! А я – на причал и обратно, жди тут.
Он убежал, а я обессиленно присела на камушек и от нечего делать принялась рассматривать окружающую действительность. Сквозь очки для слепых она казалась особенно мрачной, но я заставила себя сосредоточиться на позитивных моментах.
Вот опять же мой донорский осел. Он лишился метелки хвоста, но сохранил естественную и непринужденную небритость ног. И, надеюсь, вскоре он оправится от моральной травмы, нанесенной ему человеком.
Или
– Хорош трепаться, а? – грубо оборвала мои прекраснодушные мысли прямолинейная Тяпа. – Нам тут что, больше не о чем подумать, кроме как об окне и об осле? Мы тут что, попали под власть гипноза? С какой стати надо проделывать все эти глупости, которые придумывает Мик?
– Он спас Танюшу из узилища, – с пафосом напомнила Нюня.
– И гран-мерси ему за это! – отбрила Тяпа. – Но тип он, напомню, весьма подозрительный. Симпатичный, не спорю, но подозрительный! Может, не стоит надолго задерживаться в его компании?
– Кто бы говорил! – язвительно обронила Нюня.
Я вздохнула. В словах моей внутренней авантюристки на сей раз заключалась большая доля сермяжной правды.
Куда я бегу? От кого и с кем?
– Так, порядок, я обо всем договорился! – вернулся Мик.
– Что у тебя с лицом? – спросила я.
– Поменял его овал с помощью подручных средств.
Он выплюнул в ладонь пару крупных маслин. Секунду подумал, вновь загрузил одну из них в рот и с аппетитом съел.
– Слушай внимательно, у меня всего пара минут на инструктаж. С этой минуты ты – моя любимая и любящая мать.
– Кто-о?!
– Мать. Мама ты моя! Родная мамочка! – Он вкусно скушал вторую маслину. – Старушка дряхлая моя! Вдовица скорбная. А я – твой единственный сын.
– Да, одного такого вполне достаточно, – угрюмо пробурчала я.
– Не перебивай, пожалуйста. Итак, запоминай: ты – безутешная вдова, но нежная мать. После смерти моего папы у тебя стресс, и ты не в силах расстаться с единственным сыном. Ты повсюду следуешь за мной, а я, как на грех, вынужден активно перемещаться по миру.
– Кажется, я понимаю, – кивнула я. – Я тоже отплываю на «Медузе»?
– Боже сохрани! – Мик даже замахал руками, выронив обглоданные косточки маслин. – Это было бы слишком рискованно! Нет, ты ведь очень деликатная старушка и не хочешь, чтобы твой траур омрачал радость путешествия по островам мне и моим друзьям. Поэтому ты поплывешь вслед за нами.
– Своим ходом?
– А ты можешь?!
Я покачала головой:
– У меня, конечно, есть странные родственники – вот ты, например, но я-то не дочь Ихтиандра.
– Нет проблем. Я уже договорился, ты поплывешь на баркасе «Афина» с добрым человеком Николаем. Он очень тронут нашей историей. Он тоже любит маму.
– Надеюсь, ему не захочется узнать подробности нашей семейной идиллии? – спросила я. – Я ведь не говорю по-гречески.
– Ты вообще не говоришь! Я объяснил Николаю, что ты замкнулась в своем горе и практически не общаешься с чужими людьми.