13 диалогов о психологии
Шрифт:
Естественно, с ростом городов и развитием промышленности схоластические словопрения отходят на второй план и перед философами практикой жизни буквально ставится вопрос: что же дальше? А дальше возникают идеи эмпирического изучения вещей “как они есть”, невзирая на то, что написано в тех или иных авторитетных текстах. По отношению к изучению души происходят два важнейших события: во-первых, если древние понимали душу очень широко, отождествляли фактически душу и жизнь, то впервые у Фрэнсиса Бэкона “жизненность” и “душевность” отделяются друг от друга; правда, критерия их отличия Бэкон не дает. Во-вторых, Бэкон призывает отказаться от пустых изучений “метафизических” вопросов о сущности, бессмертии, частях души, а перейти к непосредственному эмпирическому изучению психических процессов и явлений как таковых. Вот в этом заслуга Бэкона перед психологией (См. [6, с. 72-73]). Все остальные подробности психологического учения Бэкона ты узнаешь из курса истории психологии. С: А кого мы будем рассматривать дальше?
А.:
122 Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую
низму поддержание его существования и что Аристотель называл “растительной душой”.
Это философ XVII века Рене Декарт.
Метод универсального сомнения Р. Декарта и его путь к понятию сознания
С: Мыслю, следовательно, существую?
А.: Да. Он несомненно это сказал, но нам надо понять, почему он это сказал. Иначе мы не поймем правду его понимания сознания, которое потом стало признаваться несостоятельным. Но это произойдет намного позже, а пока давай перенесемся в коллегию Ля Флеш, основанную орденом иезуитов… С: Куда?
А.: Было такое учебное заведение в тогдашней Франции, в котором учился Рене Декарт. Эта коллегия находилась под особым покровительством французского короля Генриха IV; все профессора и сотрудники этого учебного заведения были монахами, членами иезуитского ордена, а целью обучения в коллегии было подготовить подрастающее поколение для “дружины Иисуса”. Вот каковы были порядки в этом учреждении, по сообщению одного из биографов Декарта.
Я.А. Ляткер: В Ля Флеши строгая дисциплина поддерживалась неукоснительным распорядком жизни. Спали воспитанники в общих спальнях (дортуарах). Подъем происходил по сигналу и был обязателен для всех, причем вставали очень рано, вне зависимости от времени года. Общим строем на молитву, на учебу, на обед, на прогулки — воспитание единомыслия будущих сержантов духа начиналось со “строевой подготовки” [15, с. 21-22]. А.: Так что Декарт был буквально вскормлен схоластикой и схоластами — даже распорядок дня был направлен на воспитание в учениках единомыслия.
С: Но, насколько я понимаю, учение это не пошло Декарту впрок? В том смысле, что Декарт отличался своеобразным отношением к схоластике?
А.: Ты верно говоришь. Я думаю, немаловажную роль в таком направлении мыслей Декарта сыграли, как ни странно, весьма печальные обстоятельства его жизни.
Метод универсального сомнения Р. Декарта 123
С: Какие?
А.: Врачи с детства предрекали Декарту смерть от туберкулеза. От него умерла мать Декарта, когда маленькому Рене едва исполнился год. Над ним всегда висел дамоклов меч “близкой смерти”, а это, как писал еще Сенека, зачастую приводит к тому, что человек живет намного дольше, чем предполагают окружающие. Из-за этой постоянной угрозы руководство коллегии предоставило Декарту ряд поблажек: одной из них было то, что он мог оставаться после подъема в постели до 10-11 часов утра (впоследствии Декарт писал, что именно эти утренние часы были особенно продуктивны для его размышлений). Во-вторых, ему разрешили пользоваться по своему усмотрению любой имеющейся в библиотеке литературой. А библиотека коллегии была весьма богата не только каноническими произведениями, но и сочинениями еретиков (для того чтобы будущие служители Христа могли лучше бороться с ересями). Известно, что многие из авторов, признанных в коллегии “еретиками”, сыграли большую роль в становлении Декарта как мыслителя, например Мишель Мон-тень, автор знаменитых “Опытов” (См. [15, с. 24]).
Большую роль сыграл, как ни неожиданно, особый способ обучения в коллегии. Известно, какое значение придавали схоласты оттачиванию логического аппарата мышления своих воспитанников. Вот как это происходило.
Я.А. Ляткер: Идетурок философии. Преподаватель (в коллегии он именовался профессором философии) только что прочел текст, который служит материалом для обсуждения. Обсуждается текст в ряде извлеченных из него вопросов. Поставленный вопрос тщательно, скрупулезно отделяется от других вопросов. Профессор разделяет его на множество различных частей, в отношении которых путем так называемого определения терминов постепенно исключается всякий намек на двусмысленность. Теперь следует изложение нескольких ясных и неопровержимых принципов (“начал”). После рассмотрения (“обговаривания”) этих принципов и на их основании разворачивается последовательность доказательств, суть которых резюмируется в сжатой словесной “формуле” — силлогизме. По нашим понятиям, работа здесь заканчивается, и дальше идти уже некуда. Ан нет! По канону приемов схоластической логики пройдена лишь половина пути к истине. Получен, как бы мы теперь сказали, только положительный результат, его “да”.
Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую
Вторая часть пути состоит в последовательном возведении цепочки возражений. Каждое последующее возражение посредством процедуры “градации требований” становится все более сильным, пока требования не достигают наивысшей степени трудности. Возведение полновесного “нет” закончено.
Наступает кульминация: “да” и “нет” сталкиваются лицом к лицу. И тогда на основе силлогизма
С: Что же дальше происходит с Декартом?
А.: Несмотря на широту образования, даваемого в коллегии (а там изучались древние языки, литература, риторика, логика, этика, физика и математика; кстати, именно в коллегии Декарт заинтересовался математикой и обнаружил большие математические способности), у Декарта растет неудовлетворенность им. Во время обучения у него все время возникает сомнение по поводу достоверности доводов и доказательств практически всех изучаемых в коллегии наук. Кстати, Декарт не только блестяще овладел искусством “доказывать противоположное”, как я уже говорил, но изобрел свой собственный способ дискутирована, что вызывало большое неудовольствие преподавателей: он, сталкиваясь с открытиями в науках, стремился к тому, чтобы, не читая автора (!), самому прийти к этим открытиям (См. [15, с. 28]). Естественно, что это тоже приводило его к размышлениям о путях поиска истины. И он приходит к выводу о недостоверности оснований, на которых покоятся многие науки. Р. Декарт: Особенно нравилась мне математика из-за достоверности и очевидности своих доводов, но я еще не видел ее истинного применения, а полагал, что она служит только ремеслам, и дивился тому, что на столь прочном и крепком фундаменте не воздвигнуто чего-либо более возвышенного. Наоборот, сочинения древних язычников, трактующие о нравственности, я сравниваю с пышными и величественными дворцами, построенными на песке и грязи. Они превозносят добродетели и побуждают дорожить ими превыше всего на свете, но недостаточно научают распознавать их, и часто то, что они называют этим прекрасным именем, оказывается не чем иным, как бесчувственностью, или гордостью, или отчаянием, или отцеубийством.
Я почитал наше богословие и, не менее чем кто-либо, надеялся обрести путь на небеса. Но, узнав, как вещь вполне достоверную, что путь этот открыт одинаково как для несведущих, так и для ученейших и что полученные путем откровения истины, которые туда ведут, выше нашего разумения, я не осмеливался подвергать их моему слабому рассуждению и полагал, что для их успешного исследования надо получить особую помощь свыше и быть более, чем человеком.
О философии скажу одно: видя, что в течение многих веков она разрабатывается превосходнейшими умами и несмотря на это в ней доныне нет положения, которое не служило бы предметом споров и, следовательно, не было бы сомнительным, я не нашел в себе такой самонадеянности, чтобы рассчитывать на больший успех, чем другие. И, принимая во внимание, сколько относительно одного и того же предмета может быть разных мнений, поддерживаемых учеными людьми, тогда как истинным среди этих мнений мо-
Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую
жет быть только одно, я стал считать ложным почти все, что было не более чем правдоподобным.
Далее, что касается других наук, то, поскольку они заимствуют свои принципы из философии, я полагал, что на столь слабых основаниях нельзя построить ничего прочного… Наконец, что касается ложных учений, то я достаточно знал им цену, чтобы не быть обманутым ни обещаниями какого-нибудь алхимика, ни предсказаниями астролога, ни проделками мага, ни всякими хитростями или хвастовством тех, что выдают себя за людей, знающих более того, что им действительно известно.
Вот почему, как только возраст позволил мне выйти из подчинения моим наставникам, я совсем оставил книжные занятия и решил искать только ту науку, которую мог обрести в самом себе или же в великой книге мира, и употребил остаток моей юности на то, чтобы путешествовать, видеть дворы и армии, встречаться с людьми разных нравов и положений и собрать разнообразный опыт, испытав себя во встречах, которые пошлет судьба, и всюду размышлять над встречающимися предметами так, чтобы извлечь какую-нибудь пользу из таких занятий [16, с. 254-255]. С: А что, Декарт много путешествовал?