140 бесед с Молотовым. Второй после Сталина
Шрифт:
09.05.1972
Ангола
В декабре 1984 года я был в Анголе и рассказываю Молотову о своих впечатлениях:
– Там война идет. Много кубинцев. Спрашиваю у посла: «А если „унитовцы“ нападут на Луанду?» Он отвечает: «А видишь, там стоит наш торговый корабль? Так это эсминец».
Было там страшное бедствие, наши оказали помощь на 18 тысяч рублей. Посол говорит: «Вся помощь уместилась на моем столе – продукты, медикаменты. А американцы прислали на несколько миллионов долларов».
– Мы
– А к вам отношение разное среди наших сотрудников. Некоторые говорят: «В 1937 году чуть ли не в каждой семье арестовали кого-то. Что, Сталин не знал этого? Молотов не знал?»
– Мещанский разговор. Он неизбежен, – говорит Молотов.
– Посол хорошо к вам относится.
– Это партийный, видимо, человек, – делает вывод Молотов, – а те такие, шалтай-болтай.
– Африка начинает строить социализм.
– Конечно, это еще только разговоры о социализме, это не настоящий социализм, но благодаря социалистической стране они не будут повторять капитализм. Вот это главное. Но некоторые приемы капитализма – хозрасчет и прочее – они остаются довольно долгое время. Так же и у нас. Без этого обойтись нельзя. Но в сторону возврата к капитализму никак не возможно в такой стране, как наша.
01.01.1985
Централизованная дипломатия
– В большинстве случаев послы – передатчики, что им скажут, они только в этих пределах действуют. Я видел, когда мне приходилось действовать в качестве министра иностранных дел, особенно после Сталина, многие удивлялись, что я так самостоятельно веду себя, но я самостоятелен только в пределах моих директив и стараюсь это подать в таком виде, будто бы обо всем мы договорились. Так дипломат и должен поступать.
У Брежнева, по-моему, основная установка слабая. Все – на мирное сосуществование. Оно, конечно, нам очень нужно, мирное сосуществование, но надо при этом помнить, что оно нам не гарантировано. Вот если это забываешь, тогда ты обязательно окажешься в луже, обязательно.
07.12.1976
Читаю Молотову выписки из мемуаров Черчилля.
– Он подарил свою книгу о Второй мировой войне моему секретарю, – сказал Молотов. – Думаю, неспроста. Сколько пришлось с ним бороться!
– Он пишет: «Смещение Литвинова ознаменовало конец целой эпохи. Оно означало отказ Кремля от всякой веры в пакт безопасности с западными державами…» Он считает, что Литвинов был за союз с западными державами.
– Это правильно.
– Пишет, что в западных газетах было сообщение о том, что Литвинов вышел в отставку после жестокой ссоры с маршалом Ворошиловым, «партийным мальчиком», как в минуту откровенности называли его нахальные и смелые русские». Называли Ворошилова «партийным мальчиком»?
– Первый раз слышу.
Литвинова держали послом в США только потому, что его знал весь мир. Человек оказался очень гнилой. Всю войну мы договаривались, обходя его, а сейчас пишут о его роли, что без него мы бы не могли договориться! Рузвельт
Литвинов был совершенно враждебным к нам. Мы перехватили запись его беседы с американским корреспондентом, явным разведчиком, который пишет, что встречался с Литвиновым, – Литвинов тогда был моим замом по наркомату, – в 1944-м. И вот к нему приехал американский корреспондент и описывает: мы сидели у камина, Литвинов со мной очень откровенно говорил…
Корреспондент этот написал о своей беседе с Литвиновым, конечно, не так, как было фактически, а то, что в тот период можно было опубликовать. Мы получили полную запись беседы – известным путем. Что же он там говорил, Литвинов, из интересных моментов?
Он говорил, что с этим правительством советским у вас, американцев, ничего не выйдет. Они на таких позициях стоят, что не могут с вами договориться о чем-то серьезном. Да, с этим правительством, с такими твердолобыми… Что вы, мол, думаете? Такое правительство не пойдет ни в каком смысле вам навстречу, у вас ничего не выйдет.
Теперь как можно действовать? Внутренних сил нет для этого. Потому что у народа танков нет, а у правительства есть, у народа нет авиации, а у правительства есть, у народа нет артиллерии, а у правительства есть. У правительства – свои партийные офицеры и в таком количестве, что народ что-нибудь изменить по своей воле, если он не согласен, не может. Тут только внешние силы помогут, то есть поход войной. Только внешнее вмешательство может изменить положение в стране. Вот его оценка положения. Он заслуживал высшую меру наказания со стороны пролетариата. Любую меру. Надо же объяснять это все.
Он мне ничего не говорил, это тоже с его стороны, конечно, недобросовестно. Полное предательство.
– Как Сталин простил?
– Как простил? Осторожно надо вести себя, церемонно надо вести себя. Это мы перехватили. Разведчики пленку перехватили. Мы и до этого ему не доверяли. Эта беседа в Москве была. А когда я был в Америке в 1942 году и вел переговоры с Рузвельтом и Халлом, Гопкинс был со стороны Рузвельта, а со стороны моей был только переводчик, я Литвинова не брал с собой. А ведь он посол… Он был на общей встрече, когда Рузвельт мне говорит: «Вы представьте мне вашу делегацию». А у меня были чекисты, ну и из министерства, я всех привел. Летчика привел. Рузвельт всем, значит, раскланивался. Он очень такой обходительный человек, ловкий и с хорошим характером – все это красиво. Тогда и Литвинов был. А потом, когда дошло до дела, его уже не брал. Переводил Павлов.
– А Литвинов, наверно, переживал, что не брали его?
– Да, конечно. Я не мог, у нас никакого доверия к нему не было. Не брал его на переговоры. Мог наговорить нехорошего. Хотя умница, прекрасный, а ему не доверяли. А когда я вернулся, мы его еще там подержали, потом отозвали и поставили этого Уманского – он, конечно, такой, несерьезный. Другого не было.
Потом я Громыко поставил – тоже очень молодой и тоже неопытный дипломат, но честный. Мы знали, что этот не подведет. Так и пошло дело. А с этим, с Литвиновым, ничего не поделаешь.