17 оргазмов весны. Маша Онегина

Камалеев Михаил А.

Даже вырвавшись из своего колхозного ада и навсегда порвав с ним любые связи, Макс так и остался ментальным плебеем. Он постоянно стремился доказать всем вокруг совершенно не понятно что, туманными намеками демонстрировал свою ненавязчивую причастность к чему-то [по его мнению] значительному, небрежно упоминал о знакомствах со знаменитостями. Он, что характерно, прекрасно разбирался в чрезвычайно дорогих вещах: одежде, автомобилях, мобильных телефонах, украшениях, пентхаусах на Лазурном берегу, которые, несмотря на свою относительную обеспеченность, никогда не смог бы себе позволить. Жил он в неоправданно дорогой съемной квартире на Маяковке, стричься ходил в Chop-Chop, территорию за пределами Третьего

транспортного презрительно называл «деревней», покупал продукты в «Елисеевском»… В общем-то, выглядело это, безусловно, очень комично и нелепо, но в исполнении Макса во всей этой надменной напыщенности было столько убедительной обаятельности и шарма, присущего настоящим авантюристам, что наблюдение за его жизнью приносило искреннее наслаждение. Все это напоминало бесконечный фильм с Адриано Челентано в главной роли.

Впрочем, Макс не был пустословным мелким разводилой, у него на самом деле было гигантское количество разнообразных знакомств во всевозможных инстанциях и офисах. И иногда у меня складывалось ощущение, что каждый второй из этих знакомых был его должником. Например, он с какой-то невероятной легкостью буквально за неделю и очень скромные деньги сделал мне шенгенскую визу на три года. Он никогда не платил за такси – хозяин одной из транспортных компаний таким образом возвращал Максу очередной, как мне кажется, безразмерный долг. Очень часто его приглашали на разные закрытые вечеринки, недоступные простым смертным. Иногда он брал меня с собой. Правда, этим вылазкам в совершенно чуждый мне мир каждый раз предшествовала капитальная промывка мозгов [моих]: мне говорилось, что «так выглядеть стыдно даже у бабушки на даче под Воронежем», что «в парикмахерскую нужно ходить не в удобном кресле посидеть, а все-таки стричься», что «если уж напялил этот уродский свитер, то хотя бы рукава не растягивай» и всякое многое прочее.

Незаметно и быстро Макс стал неотъемлемой частью моей жизни. Мы довольно часто [пару раз в неделю] проводили вместе время. В остальном же все осталось, как и раньше, просто картинки, мелькающие перед глазами, очень разнообразились. Но ощущение бессмысленности, бесцельности и бесполезности всего происходящего вокруг никуда не делось.

Я, конечно же, очень удивился, когда при очередной встрече Макс вместо обычного ворчания по поводу моего внешнего вида [что-нибудь вроде «тебе почти тридцать лет, а у тебя на футболке Кик Бутовски!»] внезапно произнес:

– Я тебе работу нашел.

Мой организм, за несколько месяцев отвыкший от проявления каких-либо эмоций, пометавшись между яростным возмущением и холодным недоумением, смог выжать из себя лишь довольно нейтральное «зачем?».

– Затем, что хватит тебе пережевывать все это в голове. Невозможно уже на тебя смотреть. Еще немного – и ты выйдешь в окно вслед за очередным окурком. И все равно будешь так же придурочно улыбаться, как сейчас.

– Макс, а тебе-то это все зачем?

– Хер его знает. Сам не пойму. Почему-то не все равно…

@@@

Работать, несмотря на все мои опасения, оказалось на удивление просто и приятно. Офис находился буквально в паре минут ходьбы от «Третьяковской», что уже значительно радовало: дорога от дома до работы занимала всего около получаса. Ежевечерние неспешные прогулки после рабочего дня в самые разные стороны [то до «Добрынинской», то до Арбата через Болотную площадь, то просто бесцельный маршрут вдоль набережной] вполне удовлетворяли мой ненасытный интерес к наблюдению за прохожими и постоянно меняющими внешний облик окрестностями. А на моей визитной карточке после имени и фамилии была указана должность: «SMM-специалист». Впрочем, визитки были мне совершенно без надобности: я практически

ни с кем не общался даже в офисе. Не было необходимости. И это меня тоже вполне удовлетворяло.

За пару первых недель пережевав новость о новом, молодом и неженатом сотруднике, небольшой [человек тридцать], преимущественно женский, коллектив благополучно оставил меня в покое. Не так-то просто общаться с вечно молчащим, рассеянно слушающим и показательно безразличным коллегой, особенно если у тебя столько важных дел: невыплаченный кредит на ненужную машину, которую каждое утро необходимо умудриться припарковать где-то недалеко от офиса, беспощадная, никогда не прекращающаяся, корпоративная бойня за очередное повышение и беспросветные одинокие вечера в компании кошки и ленты инстаграма.

Рабочие обязанности были скучны и монотонны, но тем не менее не оставляли много свободного времени на потакание пагубным слабостям и непрекращающееся копание в собственной тоске. Целыми днями я занимался тем, что поддерживал жизнедеятельность многочисленных аккаунтов компании в самых разных социальных сетях: выискивал и адаптировал контент, отвечал на комментарии клиентов, мониторил упоминания бренда в новостных лентах и т. д.

Зарплата, конечно, была условно-приблизительной и едва покрывала ежемесячную дань, которую я перечислял хозяйке квартиры, в которой жил. Впрочем, [спасибо моей покойной жене] я еще долгое время не должен был испытывать потребности в деньгах. К тому же, совсем недавно родители очень удачно продали мою квартиру [жить после всего случившегося я там все равно не собирался никогда], а за пару недель до моего трудоустройства Макс, узнав, что у меня есть акции «Сбербанка», буквально в течение получаса договорился с кем-то об их довольно выгодной продаже.

И вот я, богатый и абсолютно свободный от отношений и какой-либо собственности, целыми днями сидел в своем крохотном уголке опен-спейса, со всех сторон закрытый перегородками, добровольно отстранившись от безудержного карнавала корпоративного блядства, царящего вокруг. С точки зрения психотерапевта [того самого друга моей мамы, который подсадил меня на антидепрессанты], очень положительно отозвавшегося о том, что я вернулся к работе, это называлось «восстановление навыков коммуникации, социальная адаптация после переживания утраты». Что ж, пусть будет так, мне все равно.

@@@

Лето выдалось душным и очень медленным.

Ощущение, что я был кинокамерой на съемках какого-то фильма, никуда не делось. Все происходящее по-прежнему не имело ко мне никакого отношения, но если раньше сюжет, несмотря на всю свою абсурдную бессмысленность, был хотя бы динамичным, то сейчас невидимый режиссер увлекся совершенно другой манерой: долгие нудные общие планы, угнетающая тишина в кадре, вязкое ощущение неотвратимо приближающейся катастрофы. И поскольку выключить или перемотать фильм не было никакой возможности, оставалось только одно желание: чтобы уже скорее случилось хоть что-нибудь!

Я два раза уезжал из Москвы на выходные [в Петербург и Прагу] и оба раза остался жутко разочарован. Дурацкие города с идиотской архитектурой и неоправданной манией величия.

Я зачем-то начал учить испанский язык, но после двух или трех раз перестал ходить на занятия. Не могу рационально объяснить оба поступка: ни зачем начал, ни почему бросил.

Некоторое время я серьезно размышлял о том, чтобы купить квартиру где-нибудь на окраине города или в Подмосковье – имеющихся денег вполне хватило бы даже на бюджетную «двушку». После пары недель почти ежедневных поездок по разным районам с мерзкими типами, которые почему-то называли себя «маклерами», я отказался от этой затеи. Мне не хватало моральных сил устраивать быт.