17 оргазмов весны. Маша Онегина
Шрифт:
Чувак, среагировав лишь на бутылку, неопределенно махнул рукой. Это означало что-то вроде «проходи, все нормально». Тут уже в полный голос я радостно начал безостановочно врать:
– А я, видишь, мимо проезжал, вспомнил, что ты тут живешь! Думаю, зайду по старой памяти, а то я как переехал, так и не виделись! Чо, как живешь? Какие новости?
Квартира была типичным жилищем много лет беспробудно пьющего человека: оборванные и расписанные всякой чушью обои, липкий от грязи пол, покосившаяся мебель, засранная до приступов тошноты плита, треснутое зеркало, валяющиеся по всем углам грязные вещи и пустые бутылки. Мы прошли в комнату, мой только что
– Чо, закусь есть? – спросил я, открывая бутылку.
– Там, – он вяло махнул рукой в сторону кухни.
Тут я заметил на столе неоткрытую бутылку лимонада.
– О, нормально, запьем.
Я разлил водку в принесенные с собой пластиковые стаканчики: ему побольше, себе совсем чуть-чуть. Делать все нужно было очень быстро – неизвестно, сколько времени мы пробудем тут наедине. Мы быстро выпили, я тут же разлил по второй.
Водка пошла чуваку на пользу. Взгляд немного прояснился, появилась способность более или менее внятно разговаривать.
– Я… видишь… с утра вставился… кумарит теперь… и спать не могу…
Ну что ж, пора.
– Ты где, сука, вот это взял? – я потряс перед его лицом Машиным кулоном. Другой рукой, надавив на горло, я прижал его к спинке кресла, чтобы он не мог встать.
Его зрачки резко расширились, он дернул головой вправо-влево, а затем резко крикнул:
– Не мое!
– Узнал, сука? – я резко, но не очень сильно ударил его в скулу.
– Не мое!
– Не пизди, сука! – еще один удар в лицо, на этот раз посильнее.
– Я… Да я… Не брал… Не мое!
Раз, два, три. Стой, хватит пока. Еще забью до потери сознания. Он сжался в кресле, затравленно глядя в коридор.
– ГОВОРИ! УБЬЮ НАХУЙ!
Он попытался встать, но я осадил его чувствительным пинком прямо в подбородок. Хорошие у меня ботинки, подошва тяжелая.
В этот момент в коридоре раздался шум, как будто кто-то упал. Черт! Тут есть кто-то еще. Из квартиры выскочить я уже не успевал. Я еще раз сильно зарядил этому уроду ногой в лицо, он вскрикнул, согнулся пополам, закрыв лицо руками. Я оглянулся по сторонам, схватил стул, резко выдохнул и шагнул в коридор. В полутьме видно было плохо, но кто-то довольно большой явно пытался встать с пола, не очень владея собственными движениями. Я не стал ждать, пока этому телу будет удобно бить меня, размахнулся и со всей дури грохнул ему стулом по спине. Тело обмякло и снова рухнуло на пол.
Я включил свет. На полу лежала массивная женщина, чуть слышно издавая невнятные стоны. В полуметре от нее валялся пистолет. Я подобрал его, и сердце у меня заколотило так, что отдавалось в ушах – боевой, огнестрельный. Но патронов внутри не было. Ну, по крайней мере, не застрелила бы.
Пора было, конечно, отсюда валить. Я попытался перетащить тело в комнату, чтобы не терять из вида, но эта тяжесть оказалась не для меня.
Мой недавний собутыльник все так и сидел, раскачиваясь в кресле и закрывшись руками. Я поднял его голову – верхняя губа была разбита, вся рожа в крови. Для верности я еще раз [не очень сильно] ткнул кулаком ему в челюсть и спокойно повторил, приставив пистолет к его горлу:
– Где ты взял этот кулон?
Из коридора раздавались какие-то булькающие стоны. Я начал терять терпение. Было страшно. Очень страшно.
– Где ты это взял, сука?!
– Это не я! – неожиданно он заговорил быстро и внятно. – Это мы с Серегой подрезали у Витька-барыги. За хмурым ездили, у него там на полке
– Адрес? Адрес говори!
– Я не знаю адрес. Дом знаю, адрес не знаю. На Краснозаводской, дом с красными воротами, за поворотом, где автобаза. В звонок звонишь, говоришь, что от Скрипки за хмурым, он открывает.
Слишком просто. Так не бывает.
Я еще раз ударил его, он захрипел и шепотом снова затараторил:
– Где автобаза, за поворотом, красные ворота, от Скрипки за хмурым…
Я отшагнул на полметра и с размаху влепил ему ногой в челюсть. Голова дернулась, он закатил глаза и с тяжелым стоном сполз с кресла, снова ударившись головой о подлокотник. Он замер, я ткнул его ногой, он слегка дернулся, но глаза не открыл.
Я выглянул в коридор: бабища все еще валялась на полу, нелепо подергивая одной ногой. Я проверил, закрыта ли входная дверь, заглянул на кухню [ничего интересного там не было] и, переступив через бабищу, пошел вглубь квартиры, в другую комнату. Я искал телефоны – на случай, если они начнут звонить барыге, друзьям или кому угодно еще. Во второй комнате мебели не было вообще: заблеванный матрас на полу и пара выдвижных ящиков от письменного стола. На подоконнике валялась упаковка шприцев, какие-то пустые аптечные пузырьки, старые газеты, пара книг. Телефонов не было. Ногой я попытался отодвинуть матрас, а потом, сморщившись от брезгливости, перевернул его руками. Под матрасом тоже лежали шприцы, какие-то салфетки и шесть патронов. Я собрал их и сунул в карман куртки.
Я вернулся в первую комнату, быстро обшарил полки на стеллаже и снова не нашел ничего, кроме шприцев и каких-то пустых пузырьков. Больше искать было негде.
Я выключил везде свет, прихватил остатки водки и вышел из квартиры, закрыв снаружи дверь на ключ. Что ж, для того, чтобы выйти, им придется ломать дверь. Совершенно бессмысленное дело в их состоянии.
Я быстро прошел по двору, выбросил ключи в мусорный бак на углу дома и свернул налево – там невдалеке виднелось здание школы. Выходить на оживленный проспект с пистолетом в кармане было не очень хорошей идеей.
Сидя на лавке возле пустой хоккейной площадки, я позвонил маме, сказал, что буду поздно, что задерживаюсь по рабочим делам, чтобы меня не ждали и ложились спать [ «Завтра весь день свободный, а уезжаю только вечером», врать – так врать, что уж]. Быстро заглотив остатки водки из бутылки, я закурил и только сейчас взглянул на часы: всего лишь начало восьмого вечера. Время есть.
Ок, гугл, расскажи-ка мне о пистолете Макарова…
@@@
Краснозаводская – это, фактически, уже пригород. Небольшой район, отделенный от города лесополосой протяженностью в километр и небольшой речкой. Унылое место, где на дорогах с трудом видны остатки асфальта, положенного лет сорок назад. Когда я учился в университете, здешние гопники часто устраивали вылазки в центр, проводили облавы возле клубов, где проходили концерты местных групп. На память о тех временах на моей левой ноге навсегда остался шрам от удара заточенной отверткой. Сейчас, спустя десяток лет, те гопники выросли и разъехались по разным местам – кто по тюрьмам, кто по кладбищам, а оставшиеся превратились в беспрестанно поправляющих здоровье боярышником инвалидов. Но до сих пор, если встретить где-то на улице лихого «пацанчика» в полосатой кепке и штанах с лампасами, можно на сто процентов быть уверенным, что он именно с Краснозаводской.