17 оргазмов весны. Маша Онегина
Шрифт:
Я очень много работал. Я докатился до того, что мне выплатили квартальную премию и в полтора раза повысили оклад.
Вершина карьеры! Невероятнейший успех для молодого провинциального журналиста и начинающего алкоголика, планомерно и совершенно сознательно избегающего состояния трезвости. Если когда-нибудь в википедии появится статья про меня, этому эпизоду будет посвящен отдельный [несомненно, самый большой] абзац.
А пил я действительно много и почти постоянно. Я находился в том эйфорическом состоянии, когда каждодневное употребление – это еще не тяжелая и чрезвычайно изматывающая необходимость, основная
Пользуясь тем, что в мой [самый дальний] закоулок офиса практически никто и никогда не заглядывал, а при необходимости другие сотрудники общались со мной по электронной почте, я начал пить и на работе тоже. Зачем ждать вечера? К тому же, светлый ром, смешанный в легкий коктейль со спрайтом, и с закуской в виде миндальных орехов оставляет лишь еле уловимый [и довольно приятный] запах, который очень легко спутать с дорогим парфюмом.
Я не искал себе оправданий, не придумывал отговорок, не собирался никому ничего объяснять, мне просто нравилось пить.
А еще лето выдалось очень душным и чрезвычайно медленным. Необходима была машина времени, чтобы перескочить через это выматывающее затишье. И, кажется, я ее нашел.
@@@
Впрочем, неотвратимое приближение осени пугало меня гораздо больше, чем повторяющиеся, монотонные, ничем не отличающиеся друг от друга дни этого лета: в сентябре была годовщина Машиных похорон. Вслух это пока не обсуждалось, но я чувствовал, что все от меня ждут каких-то решений и действий по этому поводу. В идеальном варианте эти пресловутые безликие «все» рассчитывали, что в этот день я приеду в наш город, съезжу на кладбище в сопровождении свиты из родственников, а затем будут поминки, нелепые речи, коллективный просмотр фотографий и всякая прочая невообразимо фальшивая чушь, которая не имеет никакого отношения к тому, что случилось год назад.
Причина исчезновения моей жены так и не была установлена, тело не найдено, уголовное дело прекращено, а родственники [в том числе и я] признали ее погибшей при невыясненных обстоятельствах. Мне прислали копию свидетельства о смерти, но я даже не смог открыть конверт.
И мне совершенно не хотелось никуда ехать. И дело не в том, что памятник на кладбище не вызывает у меня даже минимальных эмоций и внутри я не вижу никакой связи между ним и Машей. И не в том, что мне абсолютно не хотелось видеть других Онегиных – тех, что остались живы. Больше всего мучений доставляла возможность встречи с ее истеричной мамашей, заражавшей своей слабоумной психопатией все вокруг в радиусе километра. И причина была даже не в том, что я не хотел снова погружаться в этот бессмысленный и бесконечно мучительный кошмар самокопания, когда ежеминутно в голове возникает вопрос: «а если бы все было по-другому?»
Дело совершенно не в этом. Причина была максимально далека от всех этих, переживаемых, в сущности, усилием воли
Причина была в том, что я не мог ее простить.
То, что было у нее с тем самым коллегой [и только ли с ним одним?!] – это не мимолетный эпизод, не то, что называют дебильным словом «интрижка», это не одноразовая пьяная случка на загородном корпоративе. Это полноценный роман, «связь», «отношения» [какое бы еще более идиотское слово подобрать?], это целенаправленный и циничный обман.
«Мне так удобно!» – плевала она мне в лицо в тот самый день, когда мы виделись в последний раз. И это было обиднее всего.
Обеспечение удобства – вот, оказывается, какой была моя роль в Машиной жизни. Наивное, ни о чем не догадывающееся прикрытие. Составная часть легенды. Надежный тыл лицемерного комфорта. Необременительное приложение к собственным прихотям, позволяющее сохранять лицо в обществе. Идиот, добровольно и с удовольствием обеспечивающий соответствие социальному статусу [ведь, без сомнений, было «все как у людей»].
Именно поэтому я и не мог простить Машу Онегину.
Осознание и многократное пережевывание этого в собственной голове иногда доводило до приступов какого-то безысходного отчаяния, которые пока что заканчивались едва переносимыми головными болями, от которых не помогали лекарства, и пьяным беспамятством.
И еще мучило то, что я не мог высказать ей свою обиду.
Именно поэтому я не хотел и не собирался ехать на ее поминки. Но и не поехать я не мог – многочисленные объяснения с родителями, родственниками и друзьями выматывали еще больше.
Как это обычно и бывает, если ничего не делать, ситуация разрешается сама собой совершенно неожиданным образом. В один из последних дней августа в мой офисный загончик внезапно нагрянул сам генеральный директор нашей компании, очень странный мужчина неопределенного возраста, которого в офисе за глаза называли Шуриком. У него была смешная подпрыгивающая походка и дурацкая привычка подтягивать свои короткие штаны во время разговора. Казалось, что ему все происходящее жутко неприятно, и он хочет накрыться своими джинсами с головой, лишь бы только не участвовать во всем этом.
– А это ты у нас, кажется, из Энжска? – не здороваясь, спросил он.
– Ну да…
– Вот и отлично. У нас там был один поставщик, с которым мы сейчас уже не работаем, но там осталось столько вопросов по документам. В общем, нужно туда съездить и все порешать. Никто из бухгалтерии не хочет этим заниматься, поэтому я решил поручить это тебе.
– Но…
– Да-да, я знаю, это совсем не твои обязанности, но это моя личная просьба, не рекомендую отказываться. Зайди в бухгалтерию к Лене, она тебе все объяснит и купит билеты. Удачи!
Он ускакал так же стремительно, как и появился. Забавно, что если завтра мы случайно столкнемся с ним в запутанных коридорах нашего офиса, он снова, склонив голову, прищурится и спросит: «А вы у нас, простите, кто? Я, видите ли, забыл…» Сегодня же, по всей видимости, я был вполне идентифицируемым объектом под кодовым названием «парень из Энжска».
Мне ничего не оставалось делать, кроме как топать в бухгалтерию, задыхаться от резкой вони духов бухгалтерши и вникать в проблему. Мы тут же купили мне билеты на поезд туда и обратно. Получалось, что я приеду в родной город за четыре дня до Машиных поминок.