1812 год. Пожар Москвы
Шрифт:
Весь вечер Наполеон энергично работал. Он решил восполнить потери своей артиллерии за счет того, что было найдено в Москве. Командующему артиллерией Великой армии Ж.А. Ларибуасьеру было предписано увеличить резервную артиллерию гвардии на 16 орудий, обеспечив ими две роты гвардейских моряков, а резервную артиллерию корпуса Даву — на 8 орудий. По мнению императора, следовало использовать 200 малых зарядных ящиков, обнаруженных в московском арсенале, так как «они будут двигаться с большей скоростью по плохим дорогам и их можно перевозить коняками (cognats, то есть русскими крестьянскими лошадями — В.З.)». Ларибуасьер должен был представить общий рапорт по состоянию артиллерии и мерах по восполнению потерь, а также изучить возможность использования мельниц в Москве для производства пороха» [668] .
668
Наполеон — Ларибуасьеру. Москва, 18 сентября 1812 г. // Napoleon I. Correspondance. № 19210. P. 219–220. Последнее предложение звучит несколько странно, так как найденного в московском арсенале уже готового пороха было более чем достаточно. Но возможно, что Наполеон, как рачительный хозяин, хотел использовать и захваченную селитру?
В тот же день Наполеон написал министру иностранных дел Маре. Он одобрил требование, высказанное Маре к Пруссии, о выделении 3 тыс. человек для укрепления гарнизона Мемеля. О своих же делах написал, что «враг отступает к Волге», и что в Москве найдены значительные запасы. Завершалось письмо строчками: «Россия долго не восстановит потерю того,
Вспомнил Наполеон и о московских иностранцах, пострадавших во время пожара. Правда, в письме к Бертье он пишет почему-то только о «французах»: «Всех французов, которые живут в Москве, — мужчин, женщин и детей, и которые остались без крова, разместить в доме возле Кремля. Три синдика назначаются для исполнения и контроля; обеспечить рационами. Обеспечить работой тех, кто в состоянии работать, и уход за всеми остальными» [670] .
669
Наполеон — Маре. Москва, 18 сентября 1812 г. // Napoleon I. Correspondance. № 19208. P. 219.
670
Наполеон — Бертье. Москва, 18 сентября 1812 г. // Ibid. № 19209. Р.219.
И все же главным событием в тот вечер (либо утром следующего дня) было решение вступить через главного надзирателя Воспитательного дома Тутолмина в переговоры с русским императором Александром [671] . Проезжая возле сохранившегося от пожара Воспитательного дома около 2-х часов дня, Наполеон отправил туда генерал-интенданта Дюма. Дюма, подскакав к дому, осведомился, где находится его начальник. Тутолмин, оказавшийся рядом, как он о себе написал, «в бессменной страже», сразу узнал Дюма, поскольку последний уже приезжал в Воспитательный дом, по-видимому, 15 сентября и распорядился тогда строить возле лабазов «печи для печения хлебов» [672] . Когда Тутолмин осведомился о цели визита генерал-интенданта, Дюма сказал, что он прислан «от императора и короля», который «приказал благодарить за труд и за спасение дома». Здесь же добавил, что «его величеству угодно с вами лично познакомиться». На этом разговор закончился.
671
Фэн допускает ряд неточностей. Так, по его мнению, Наполеон 18 сентября отправил в Воспитательный дом не Дюма, а Лелорнь д’Идевиля. Кроме того, Фэн утверждает, что «главный директор» приюта эвакуировался вместе с детьми старше 12 лет, а оставшийся Тутолмин был «помощником директора». Однако позже Тутолмин у Фэна все же оказывается «директором». По-видимому, под «главным директором» Фэн мог иметь ввиду И.Н. Баранова. Должность Тутолмина называлась «главный надзиратель».
672
Донесение И.А.Тутолмина императрице Марии Федоровне. 11 ноября 1812 г. // РА. 1900. № 11. С. 463. Тутолмин относит первый визит Дюма к 3 сентября (ст. ст.), что, по-видимому, верно.
На следующий день, 19-го сентября, состоялась встреча Тутолмина с Наполеоном, в ходе которой император предложил главному надзирателю отправить Александру I рапорт с описанием произошедшего в Москве за последние дни. Иван Акинфиевич на это согласился.
Эта первая попытка Наполеона начать мирные переговоры с Петербургом достаточно примечательна. Французский император пока искал косвенные пути для вступления в переговоры, полагая, что Александр, возможно, только ждет повода, и любой миролюбивый знак со стороны Наполеона даст ему возможность это сделать. Наполеон явно исходил из убеждения о непричастности Александра к московским пожарам и пытался использовать случай, чтобы открыть русскому императору глаза на преступления, совершенные сторонниками «партии войны». Наконец, очевидно, что все эти расчеты Наполеона строились на полной уверенности в том, что он абсолютно постиг характер русского императора, а тот, ужаснувшись трагедии, обрушившейся на страну, желает скорейшего окончания затянувшейся войны.
Второй демарш, предпринятый Наполеоном в поисках мира, оказался более решительным. И сделан он был практически сразу после первой попытки, осуществленной через Тутолмина. Как и в большинстве случаев применительно к московским событиям, датировка встречи (или двух встреч, о чем писал А.И. Герцен, или даже трех, как писала Т.П. Пассек) Наполеона с отставным гвардии капитаном Иваном Алексеевичем Яковлевым совершенно запутана. А.И. Михайловский-Данилевский отнес эту встречу на 20 сентября, возможно, на том основании, что письмо Наполеона Александру I, которое автор здесь же, на французском языке, поместил, было помечено 20-м числом [673] . Однако уже М.И. Богданович, основываясь на записке Яковлева, перенес встречу на 21-е сентября [674] . При этом письмо Наполеона было воспроизведено Богдановичем в переводе на русский язык и без указания даты. То же число — 21-е сентября — предлагал А.Н. Попов [675] , воспроизводя события по изданному варианту записки Яковлева, опубликованной в «Русском архиве» [676] . Письмо Наполеона давалось так же, как у Богдановича, на русском языке и без даты. Все последующие отечественные авторы в течение 130 лет уже просто не считали нужным перепроверять приведенные их предшественниками сведения. В зарубежной историографии миссии Яковлева уделили должное внимание только двое авторов — Д. Оливье и П.Б. Остин [677] . Они полагали, что Наполеон встречался с отставным капитаном дважды!
673
Михайловский-Данилевский А.И. Описание Отечественной войны. 1840. Ч.2. С.58.
674
Богданович М.И. Указ. соч. С.321.
675
Попов А.И. Французы в Москве. С. 152.
676
Яковлев И.А. Указ. соч. С. 1062–1069.
677
Olivier D. Op. cit. Р. 126–130; Austin P.B. Op. cit. P. 56–58, 235. Note 10.
Сколько же реально могло быть встреч у Наполеона с Яковлевым и когда они были? Впервые рассказал подробно о истории с Яковлевым все тот же Фэн, который, как мы уже знаем, не только сам был хорошо информированным лицом, будучи секретарем-архивистом императора, но и мог получить самые точные сведения от своего родственника и сослуживца секретаря-переводчика Наполеона Лелорнь д’Идевиля. Именно последний «курировал» «дело» Тутолмина и «дело» Яковлева. Фэн, опубликовавший свой «Манускрипт» в 1827 г., утверждал, что в ночь после первого визита Яковлева Наполеон написал письмо Александру, и на следующий день, в 3 часа утра, он отправил это письмо к русскому капитану, который тотчас же выехал. Это было, как пишет Фэн, 24 сентября [678] . Однако тремя страницами ранее из его же текста следует, что беседа Наполеона с Яковлевым состоялась 20-го или же 21-го сентября! [679]
678
Fain A.J.F. Op. cit. P. 106.
679
Ibid. P. 103.
И.А. Яковлев познакомился с книгой Фэна только в 1836 г. Как следует из собственноручной записки Яковлева, он решился записать свои воспоминания о разговоре с Наполеоном с целью опровергнуть то, что написал
Помимо явно путаных свидетельств Фэна и записки самого Яковлева, написанной спустя много лет после событий, имеются еще два важных документа, опубликованных в «Корреспонданс» Наполеона. Во-первых, это письмо Наполеона Александру I, воспроизведенное впервые Михайловским-Данилевским в 1839 г. и помеченное в самом тексте 20-м сентября! [681] Во-вторых, это записка Наполеона Мортье, найденная в архиве герцога Тревизского, с приказанием обеспечить проезд и защиту некоему г-ну (фамилия неразборчива) вместе с его семьей и крестьянами в земли возле Воскресенска. Этот приказ был помечен 19-м сентября! [682] Эти два документа стали для Оливье основанием отнести встречу Наполеона с Яковлевым на 19 сентября, а также домыслить (впрочем, вслед за А.И. Герценом) вторую встречу 20-го, во время которой император, якобы, собственноручно вручил письмо русскому эмиссару. При этом Оливье, талантливая беллетристка, красочно описала беспокойное хождение императора в халате по кабинету, когда там появился не проспавшийся Яковлев [683] . Британцу Остину, который шел вслед за материалом Оливье, оставалось только воспроизвести красивую версию почти без изменений.
680
Голохвастов Д.Д. Wahrheit und Dichtung // PA. 1874. Тетрадь 3. Ст. 1053–1098. Дмитрий Дмитриевич Голохвастов счел необходимым выступить на страницах «Русского архива» с опровержением ряда утверждений Т.П. Пассек, которая описала три (!) свидания И.А. Яковлева с Наполеоном на основе, главным образом, семейных преданий. Версия Голохвастова оказалась не просто более убедительной, но и подтвержденной публикацией, осуществленной им же, собственноручной записки И.А. Яковлева, составленной в 1836 г. на французском языке (Там же. Ст. 1062–1066).
681
Наполеон — Александру I. Москва, 20 сентября 1812 г. // Napoleon I. Correspondance. № 19213. Письмо в «Корреспонденции» воспроизведено по тексту, предоставленному комиссии по изданию наследия Наполеона, русским правительством.
682
Наполеон — Мортье. Москва, 19 сентября 1812 г. // Napoleon I. Correspondance. № 19212. P. 221.
683
Olivier D. Op. cit. P. 128–129.
Однако кому именно должен был выдать пропуск Мортье? Яковлеву или какому-либо другому русскому помещику? Если Яковлеву, то не мог ли император вначале разрешить ему выезд, как тот просил, в район Воскресенска, а затем, решив отослать с ним письмо Александру, встретиться с ним и заставить отправиться в Петербург? В любом случае, письмо, помеченное Наполеоном 20-м сентября, заставляет нас перенести беседу французского императора с Яковлевым на этот день.
Как известно, Иван Алексеевич Яковлев, «московский барин и оригинал», как охарактеризовал его Е.В. Тарле, пытаясь выехать из растерзанной Москвы, обратился к случайно встретившемуся ему штабному полковнику, начальнику штаба Молодой гвардии А.А. Р. Мейнадье (Meynadies или Meynadier). Тот ответил, что пропуск на выезд из Москвы ему может дать только московский генерал-губернатор Мортье. Благодаря Мейнадье, Яковлев был принят Мортье, который, в свою очередь, запросил разрешения у императора.
Наполеон знал фамилию Яковлева, так как родной брат Ивана Алексеевича Лев Алексеевич Яковлев (1764–1839), чрезвычайный посланник и полномочный министр, с 1810 г. находился при вестфальском короле [684] . Император тотчас приказал Лелорнь д’Идевилю доставить Яковлева в Кремль. Попытаемся воспроизвести содержание беседы, опираясь как на свидетельства Фэна, так и на записку самого Яковлева. Беседа была от начала до конца хорошо разыграна Наполеоном. Проходила она все в том же Тронном зале Кремлевского дворца, в котором император беседовал с Тутолминым. Сделав знак Лелорню остаться, Наполеон с ходу, с горячностью, начал укорять русских в поджоге Москвы. «Мои войска занимали почти все европейские столицы, но я не жег ни одной из них. — Передает его слова Яковлев. — Во всю мою жизнь я сжег один только город, в Италии, да и то случайно в пылу сраженья, кипевшего на улицах. А вы сами решились сжечь Москву, Москву священную, Москву, где покоится прах всех предков царей ваших». Яковлев, будучи сам жертвой пожара, с готовностью разделил негодование Наполеона и, согласно Фэну, сразу стал осуждать бесчеловечность Ростопчина. Согласно же тексту своей записки, он ответил, что не знает виновника несчастий, и тогда Наполеон, обратившись к Лелорню, как будто не слыхав ранее имени Ростопчина, спросил: «Да кто же у них губернатор в Москве?» Услышав имя Ростопчина, император начал расспрашивать о нем у Яковлева. По словам последнего, Наполеон, назвав Ростопчина сумасшедшим, затем рассыпался в комплиментах по поводу того, что Россия «прекраснейшая страна» и далее перешел к необходимости положить конец кровопролитию. Со слов же Фэна, который, вне сомнения, получил информацию от присутствовавшего при встрече Аелорнь д’Идевиля, слово «мир» первым произнес растроганный Яковлев. Наполеон с готовностью заявил, что готов пойти на мир. «Я подпишу мир в Москве, как я уже делал это в Вене, в Берлине… — так пишет Фэн. — Я не для того, чтобы здесь остаться, я бы не сделал этого (то есть не дошел бы до Москвы. — В.З.), если бы меня не заставили. Поле битвы могло бы быть в Литве, где бы и решился спор; зачем надо было отступать? Эта война обостряется из-за упорства, которое не нужно ни Александру, ни мне. Обманывая вашего императора, англичане наносят по России удар, из-за которого она долго будет истекать кровью. После Смоленска я не проходил ни одного города, ни одной деревни, которые бы не были в пламени. Ваш патриотизм есть ничто иное, как бешенство. Петр Великий сам называл вас варварами; и что бы он сказал, вдыхая пепел Москвы? Горячка Ростопчина стоила вам дороже, чем десять сражений. Впрочем, ради чего этот пожар? Разве я не нахожусь все время в Кремле? Разве не осталось вокруг меня достаточно домов для моих генералов? Разве мои солдаты не находят все что нужно в покинутых погребах? Более того, я не вижу ничего, что бы заставило меня остаться в вашей столице. Я бы остановился у ворот, я бы построил казармы для моей армии у предместий, я бы объявил Москву нейтральным городом, если бы Александр сказал мне хоть одно слово! Этого слова я ожидал много часов; я так его желал; хотя бы шаг, первый шаг, со стороны Александра будет мне доказательством того, что в глубине его сердца осталась какая-то привязанность ко мне. С этого времени мир может быть быстро заключен между нами и без промедления; он может быть таким, как в Тильзите, когда были жестокие заблуждения на мой счет, и все вскоре забылось!… Вместо этого вы видите, в каком мы положении! Сколько пролито крови! Что до меня, то [я думаю, что] вина была с обеих сторон!»
684
Личность Л.А. Яковлева чрезвычайно примечательна. В июне 1812 г., при начале войны с Наполеоном, ему удалось вывезти все дипломатические бумаги из Вестфальского королевства, за что он был награжден орденом Св. Анны 1-й степени.
Мы сознательно передаем эту часть разговора на основе материалов Фэна. Его изложение, если опустить некоторые детали, кажется нам достаточно убедительным и прекрасно передает энергию, напор и риторику императора Наполеона. Добавим только две детали, которые есть у Яковлева, и которых нет у Фэна. Во-первых, Наполеон выразил надежду, что Александр даст ему знать, что желает мира, и тогда тотчас же к нему будут посланы Нарбонн или Лористон; но если русский император желает войны, французские войска могут двинуться на Петербург, который в таком случае «подвергнется одной участи с Москвою». Во-вторых, Яковлев уверяет, что смог вклиниться в рассуждения Наполеона, когда тот остановился понюхать табаку, и спросил, где находится главная русская армия и где граф Витгенштейн. Наполеон ответил, что главная русская армия на Рязанской дороге, а Витгенштейн — в направлении Петербурга, но он совершенно разбит Сен-Сиром. В остальном Яковлеву не удалось добавить чего-то принципиально нового к тексту Фэна.