1812 год. Пожар Москвы
Шрифт:
Как ни странно это звучит, но французская версия московского пожара родилась еще до того, как он возник. К 1812 г. в Москве только одних французов проживало более 3 тыс. человек [716] . Причем эта колония была не только многочисленной, но и достаточно пестрой — от торговца зерном шевалье д’Изарна до актрисы Л. Фюзиль [717] . Своеобразным центром французской колонии была церковь Св. Людовика. Как мы уже знаем, с началом военных действий Наполеона против России положение иностранцев в Москве заметно осложнилось, а накануне ее сдачи они пребывали уже в совершенно паническом состоянии. По Москве упорно ходили слухи о готовности Ростопчина сжечь город (не исключалось даже, что это он намеревался сделать не только по своей инициативе, но и с благословения стоявших выше него); что в подмосковном имении строится неким Шмитом летательный аппарат, с помощью которого можно будет то ли уничтожить неприятеля, то ли сжечь Москву; что московская чернь с попустительства, а то и при поощрении городского начальства, собирается перебить всех оставшихся в городе иностранцев; и т. д. Наконец, накануне вступления войск Наполеона в Москву стало известно, что Ростопчин выпустил из тюрем колодников, которые начали
716
Эту цифру приводит М.И. Богданович (С. 258).
717
О французской колонии в Москве см.: Tastevin F. Histoire de la Colonie francpaise de Moscou depuis les origines jusqu’en 1813. Paris; Moscou, 1908. P. 27–85; Pingaud L. Les Frangais en Russie et les Russes en France. P., 1886. P. 233–234, 293–294, 311; Surugue A. Mil huit cent douze. P. 6–10; Mirot L. LAbbe Adrien Surugue. Un temoin de la campagne de Russie. P., 1914. P. 16–21.
П.Ш.А. Бургоэнь, адъютант генерала А.Ф. Делаборда, командира 1-й гвардейской пехотной дивизии Императорской гвардии.С портрета работы неизвестного художника. XIX в.
Помимо всего прочего, из уст в уста передавались и рассказы об убийстве Ростопчиным Верещагина, а также о том, что толпа чуть было не растерзала француза Мутона. Именно эти настроения (и надо признать, что не беспочвенные) московских иностранцев и стали главным источником сведений командования и солдат Великой армии о зловещих замыслах Ростопчина и русского правительства уничтожить Москву вместе с армией неприятеля. Очень многие французы-мемуаристы (Лабом, Вьонне де Марингоне, Дедем и др. [718] ) повествуют о том, как практически сразу же после вступления в Москву они узнали от местных французов о грозящей опасности.
718
Labaume E. Op. cit. 1815. P. 185; Vionnet de Maringone L.J. Op. cit.. P. 25–29; Dedem de Gelder. Op. cit. P. 252; etc.
Особую роль в переломе настроений чинов Великой армии, а позже — в исторических и историографических дискуссиях — сыграла находка в доме Ростопчина на Лубянке зажигательных веществ. Это произошло, вероятно, 17 сентября, когда в ростопчинском доме решил разместиться генерал А.Ф. Делаборд, командир 1-й пехотной гвардейской дивизии. Его адъютант П.Ш.А. Бургоэнь рассказывает, что в доме находилось «несколько оборванцев», часть из которых французы определили к себе на службу. Французы приказали им организовать отопление. Но «наши мужики», как пишет Бургоэнь, прежде чем принести дрова для огромных шведских печек, стоявших во дворце Ростопчина, извлекли из их внутренностей и из труб огромное количество «своего рода маленьких бочонков, наполненных зажигательными материалами. «Я называю эти предметы бочонками, — пишет далее Бургоэнь, — поскольку они были цилиндрической формы; но реально они были простым куском елового дерева, обработанным и с углублением на круглой части; оба их конца были закруглены. Они были 9-и дюймов длины и около 2,5 дюймов в диаметре». «Выражение ракеты (fusees) мне кажется скорее ошибочным, как и бочки, поскольку их нельзя было бросать с использованием длинного запала; мы строили догадки, предполагая, что они могли вполне вначале зажигаться, а затем бросаться рукой через окна или слуховые окна домов, не выходя наружу» [719] . Что касается русских слуг, то они, увидев, что французы заинтересовались содержимым печей, немедленно исчезли.
719
Bourgoing P. Op. cit.P. 116–117.
Орудия поджога, найденные в доме губернатора, «изучали» многие французы. «Я видел множество этих факелов поджигателей в доме Ростопчина, — отмечал генерал П. Бертезен, — они все схожи, по форме и по своим размерам, со свертком табачных листьев (carotte de tabac), от 9 до 10 дюймов в длину и примерно чуть более 2-х дюймов в диаметре; заженные, они сами горят в воде» [720] . Через доктора Жоанно (Jouhanneau), также остановившегося с генералом Делабордом в доме Ростопчина, узнал об этом префект двора Боссе [721] и, как полагаем, многие другие чины императорской квартиры.
720
Berthezene P. Op. cit. P. 68–69.
721
Bausset L.F.J. Op. cit. P. 90.
По-видимому, именно находки, сделанные в доме Ростопчина на Лубянке (а также в Воронцово), в основном и фигурировали в качестве вещественных доказательств на процессе 24 сентября. Ростопчин их несомненно приготовил для поджога своего собственного дома, но использовались ли они другими «поджигателями»?
В губернаторском доме на Лубянке были найдены еще и письма Ростопчина. Их было два. Одно относилось к эпохе Павла I [722] . Второе письмо было написано из Твери и адресовано жене «накануне начала Кампании». В передаче Бертезена, который по памяти в январе 1813 г., будучи уже во Франции, записал содержание этих писем, в нем Ростопчин рассуждал о том, что единственная возможность Наполеона одержать победу над Россией — это провозгласить свободу рабам, независимость казакам и привлечь к себе нескольких недовольных «сеньоров». Вот тогда и будет поставлена на карту судьба Российской империи [723] .
722
Мы не исключаем, что именно оно было опубликовано позже во Франции с целью доказать предубежденность Ростопчина в отношении французов (Note, presentee a l’Empereur Paul en 1800, apres l’epoque de la signature de la paix de Luneville). См.:Ельницкий А.Е. Указ. соч. С. 301.
723
Berthezene P. Op. cit. P. 70–72.
Уже 15 сентября император был уведомлен о том, что рассказывали московские иностранцы. Среди прочего узнал он и о «зажигательном воздушном шаре», который под покровительством губернатора изготавливался то ли англичанином, то ли голландцем по имени Шмидт (Шмит) [724] . Как мы уже знаем, Наполеон не сразу всерьез отнесся к этим сведениям, но тем более глубоко он должен был уверовать в их правдивость позже, когда многочисленные сообщения четко укладывались в определенную схему, а сам император оказался блокированным в Кремле и затем чудом спасся.
724
Caulaincourt A.A.L. Op. cit. Т. 2. P. 10.
Укрывшись в Петровском дворце, поздно вечером 16-го, Наполеон продиктовал 19-й бюллетень, в котором обвинял Ростопчина в организации поджогов, для чего выпустил из тюрем «три тысячи злодеев» и вооружил 6 тыс. «подчиненных». Это император без устали продолжал повторять в 20-м бюллетене (17-го сентября) и, как мы знаем, в письме Александру I и в 21-м бюллетене 20-го сентября. Негодовал Наполеон на вероломство Ростопчина и во время беседы с Тутолминым 19-го и беседы с Яковлевым 20-го сентября. «Никто никогда не доводил его (Наполеона. — В.З.) до такой степени бешенства, — пишет А.Е. Ельницкий, — как это удалось сделать Ростопчину. Император не находил слов, способных, по его мнению, заклеймить Ростопчина». «Впрочем, — справедливо замечает далее Ельницкий, — Наполеоном в данном случае руководило не одно только чувство ненависти: его побуждала к этому и потребность к самозащите, так как он не мог не видеть и не отдавать себе отчета в том, что общественное мнение всего мира выскажется против него, когда узнает, что вступление его войск в покинутую древнюю столицу России сопровождалось страшным пожаром. Он понимал, что обвинять в пожаре станут прежде всего его самого, и поэтому счел нужным позаботиться о том, чтобы сложить эту вину на самих русских и русское Правительство в лице его высшего представителя в Москве — московского главнокомандующего» [725] .
725
Ельницкий А.Е. Указ. соч. С. 281.
К этому стоит добавить, по нашему мнению, одну немаловажную вещь: Наполеон не терял надежды на мир, а для этого крайне важным было отделить самого Александра от «английской партии», организовавшей поджог столицы. Были ли у Наполеона сомнения в том, что русский император не причастен к пожару? 36-дневное сидение Наполеона в Москве, связанное с надеждами на начало мирных переговоров, недвусмысленно говорит о том, что таких сомнений у него не было. Это подтверждает огромное письменное и устное наследие Наполеона. Наконец, заметим еще и то, что разыгравшийся пожар не мог не расширить еще более пропасть между оккупантами и населением России. Именно поэтому уже 17 сентября Наполеон обсуждает в Петровском с Обер-Шальме возможность отмены крепостного права, а позже заставит прекратить грабежи, создаст московский муниципалитет и предпримет иные разнообразные меры с целью наладить контакты с местным населением.
Какие версии относительно московского пожара высказывали другие чины Великой армии? Разделяли ли они мнение императора? Далеко не всегда. Прислушаемся к их голосам. Располагая немалым количеством записей, сделанных французами во время пожара, либо вскоре после него, в дневниках и на страницах писем, мы решили, в слабой надежде уловить перемены в настроениях чинов Великой армии, расположить эти свидетельства в хронологической последовательности.
Уже 14 сентября, при начале пожаров, капитан Кастеллан, адъютант генерал-адъютанта Нарбонна, сделал в дневнике запись: «Русское правительство отрядило солдат полиции для исполнения этой операции». В ночь на 15 сентября Кастеллан записал: «Арестовано много русских, с фитилями в руках». И далее вновь: «Говорят, что губернатор Москвы отрядил солдат полиции для исполнения этой почетной миссии» [726] .
726
Castellane E.V.E.B. Op. cit. P. 154–155.
По-видимому, к 15 сентября может относиться и запись в дневнике А. Бейля, аудитора государственного совета, состоявшего при военных комиссарах (будущего великого писателя Стендаля): «Этот Ростопчин, наверное, или негодяй, или древний римлянин; посмотрим, как его будут судить за такие дела» [727] .
Лейтенант 25-го линейного полка Паради в письме м-ль Бонграс от 20 сентября: «Ты знаешь, что этот великолепный город обращен в пепел и что это император России заставил жителей эвакуироваться и зажег огонь на всех пунктах с помощью 10 тыс. русских и всех каторжников» [728] .
727
А. Бейль — Феликсу Фору. Москва, 4 октября 1812 г., на дежурстве у главного интенданта. (Дневник от 14 до 15 сентября 1812 г.) // Стендаль. Собр. соч. в 15 тт. М., 1959. Т. 15. С. 116. Далее идет фраза: «На одном из дворцов Ростопчина сегодня нашли надпись; она гласит, что обстановки там, кажется, на миллион, и т. д., и т. д., но он сжигает ее, чтобы ею не могли воспользоваться разбойники». Но могла ли эта запись появиться в дневнике от 15-го сентября? Надпись, о которой идет речь, была оставлена Ростопчиным в подмосковном с. Вороново по Старой Калужской дороге, куда французские части пришли значительно позже. Можно предположить, что подобную надпись Ростопчин оставил в своем доме на Лубянке или на даче в Сокольниках. Но эти дома, как известно, Ростопчин не уничтожил.
728
Паради — м-ль Бонграс. Москва, 20 сентября 1812 г. // Lettres interceptees… P. 22.