1919
Шрифт:
– Вот он, сэр, – сказал сержант, не глядя на Джо, – можете спрашивать.
Деловой юноша поднялся и подошел к Джо.
– Ну и заставили же вы меня повозиться… Я просмотрел протоколы, и мне кажется, что вы то самое лицо, за которое себя выдаете… Как зовут вашего отца?
– Так же, как меня, Джозеф П. Уильяме… Скажите, вы американский консул?
– Я из консульства… Какого черта вас понесло на берег без паспорта? Что же вы думаете – у нас других забот нет, как возиться с разными идиотами, которые лезут сюда в такой момент? Ну вас к черту, я хотел сегодня поиграть в гольф, а вместо этого мне пришлось потратить два часа, чтобы вытащить вас из камеры.
– Да ведь я вовсе и не сходил на берег. Они сами пришли и забрали меня.
– Надеюсь, это вам будет
– Так точно, сэр… Уж я позабочусь.
Через полчаса Джо был на улице, с сигарной коробкой и свертком старого платья под мышкой. Было солнечно, краснолицые мужчины в темных костюмах, длиннолицые женщины в неуклюжих шляпах, на улицах большие автобусы и высокие трамваи; все казалось ему ужасно смешным, покуда он не вспомнил, что это Англия и что он никогда тут раньше не бывал.
Ему пришлось долго ждать в пустой приемной консульства, пока деловой юноша выписывал ему уйму разных бумаг. Он был голоден и все время мечтал о бифштексе с жареной картошкой. Наконец его позвали в кабинет, дали бумагу и сказали, что для него есть койка на американском пароходе «Тампа» из Пенсаколы, и пускай он сейчас же идет в агентство, и оставит ее за собой, и садится на пароход, а если его опять поймают в Ливерпуле – тем хуже для него.
– А нельзя ли мне чего-нибудь перекусить, господин консул?
– Тут что, по-вашему, ресторан?… У нас нет средств на вспомоществование. Будьте благодарны за то, что мы для вас сделали.
– Мне не заплатили жалованья на «Аргайле», и я чуть не подох от голода в тюрьме.
– Ну вот вам шиллинг, больше я ничем не могу помочь. Джо поглядел на монету.
– Кто это? Король Георг?… Ладно, спасибо, господин консул.
Он шел по улице с адресом агентства в одной руке и шиллингом в другой. Он чувствовал себя обиженным и слабым, и у него ныл желудок. На другой стороне улицы он увидел мистера Центнера. Он перебежал на ту сторону между автомобилями и подошел к нему с протянутой рукой.
– Я получил одежду, мистер Центнер, это было чертовски любезно с вашей стороны.
Мистер Центнер шел с маленьким человечком в офицерском мундире. Он помахал пухлой рукой и сказал:
– Рад служить соотечественнику. – И пошел дальше.
Джо зашел в лавку, где торговали жареной рыбой, и купил на шесть пенсов жареной рыбы, а остальные шесть пенсов заплатил за большую кружку пива в баре; он рассчитывал, что там будет бесплатная закуска к пиву, но никакой бесплатной закуски не было. Когда он наконец добрался до агентства, оно уже было закрыто, и вот он очутился на улице без крова; был белый, туманный вечер. В порту он спросил нескольких парней, не знают ли они, где стоит «Тампа», но никто не знал, и у них было такое странное произношение, что он их прямо с трудом понимал.
А потом, когда начали зажигаться фонари и Джо совсем уже пал духом, он внезапно очутился в каком-то переулке; впереди него шли три американца. Он нагнал их и спросил, не знают ли они, где стоит «Тампа». Еще бы им не знать, когда они сами с «Тампы» – они вышли поглядеть на этот проклятый город, пускай он идет с ними. До чего же это было приятно встретить своих ребят после двух месяцев на цинготнике и тюрьмы и тому подобного. Они зашли в бар и выпили виски, и он рассказал им про тюрьму и как проклятые бобби сняли его с «Аргайла» и он не получил ни жалованья, ни черта, и они угощали его, и один из них, родом из Норфолка, штат Вирджиния, по имени Уилл Стерп, достал кредитку в пять долларов и сказал, чтобы он ее взял, – отдаст, когда сможет.
Встретиться с такими ребятами было все равно что вернуться домой, в Божью страну, и они выпили вкруговую; вот они, все четверо американцы, в этом поганом городе, и каждый из них поставил выпивку от себя, потому что они были все четверо американцы и готовы были драться со всем светом. Улаф был шведом, но он уже получил натурализационные бумаги и поэтому тоже шел в счет, а третьего парня звали Мелони. Остролицая буфетчица хотела их надуть при размене денег, но они получили с нее все, что им причиталось; она
Уилл Стерп все твердил, что они все четверо американцы и просто хотели приятно провести время, и никто не просил бобби вмешиваться. Но их поволокли к дежурному и переписали, и всех четверых американцев заперли в одну камеру, а цинготников в другую. Весь полицейский участок был набит пьяными, которые орали и пели. У Мелони шла кровь из носу. Улаф заснул. Джо не мог заснуть: он все твердил Уиллу Стерпу, что он боится и что на этот раз его наверняка засадят в концентрационный лагерь до конца войны, и всякий раз Уилл Стерп отвечал ему, что они все четверо американцы, а он сам Свободный Американский Гражданин и никто с ним ничего не может сделать. Свобода морей, будьте вы все прокляты.
Наутро их судили, и это было адски смешно, только Джо страшно трусил; было торжественно, как на митинге квакеров, и судья был в паричке, и каждого из них оштрафовали на три шиллинга шесть пенсов плюс судебные издержки. В общем вышло по доллару на брата. Еще счастье, что у них нашлись деньги.
А судья в паричке произнес целую речь, что теперь, дескать, военное время и они не имеют права напиваться и безобразничать на британской территории, а должны сражаться плечом к плечу со своими единокровными братьями – англичанами, которым американцы обязаны всем, вплоть до своего положения великой державы, должны защищать цивилизацию и свободу и героическую маленькую Бельгию от вторжения гуннов, которые насилуют женщин и топят мирных торговцев.
– Правильно, правильно, – вполголоса сказали судебные приставы, когда судья кончил, и лица у них были очень строгие и торжественные, и, после того как штраф был взыскан и полицейский сержант проверил их документы, американских ребят отпустили. Джо несколько задержали оттого, что его документ был выдан консульством и не был зарегистрирован в соответствующем полицейском участке, но потом и его отпустили, предупредив, чтобы он больше не сходил на берег, иначе ему же будет хуже.
Джо вздохнул свободно, лишь когда повидался со шкипером, и был принят, и привел в порядок свою койку, и пошел на берег, и получил свой сверток, который оставил у миловидной буфетчицы с льняными волосами в первом трактире, куда зашел вчера вечером. Наконец-то он был на американском судне. По обеим сторонам носа были нарисованы два американских флага и название парохода – «Тампа», Пенсакола, Флорида – белыми буквами. Кок был негр, и им сразу же дали маисовую кашу, и сироп, и кофе вместо этого поганого чая, и еда была чертовски вкусная. С того дня как ушел из дому, Джо никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Койки были чистые, и до чего ж было замечательно, когда «Тампа» дала гудок, и отвалила от пристани, и медленно пошла по аспидным волнам Мерси по направлению к морю.