1923
Шрифт:
— В целом Вы правы, но, как говориться «береженного бог бережёт, а не береженного конвой стережёт». Так что учитывайте этот аспект.
— Значит, к войне всё-таки готовимся? И что же нам делать в этой ситуации?
— Ничего. Войны не будет, а мы в этой мутной воде должны поймать рыбку. Как Вы видите процесс?
— Тут всё просто. Война — это инфляция, значит надо создавать товарные запасы. Можно было бы брать валюту, но так как война планируется, как я понимаю, на Западе, это будет опасно чисто политически.
— Звучит логично. А какой товар?
— Зерно, что же ещё. Мы всё-таки пережили голодные годы. Значит и спрос будет в основном на него.
— С вами приятно работать. Я вот что попрошу. Будьте здесь часов с четырёх.
— Ну, в принципе, это совсем не противоречит моим убеждениям.
Коля снова сидел над чистым листком. Меморандум никак не шёл. Он уже исписал целый лист про политическое и экономическое положение страны осенью 1923 года, и, как он смутно помнил, его теоретические выводы совпадали со строчками учебников, что-то такое там явно было.
А вот про Китай — не шло. Про стабилизацию капитализма получалось и было логично. А как доказать важность Китая для мировой революции — ну совсем никак. С горя он взял у Сушина записочку и поехал на факультет Востоковедения в Военную Академию. Там его по военному чётко привели к специалисту, с офицерской выправкой и старорежимными оборотами. Только вот бородки не было. Не носили её офицеры, что ли. Николай представился, и попросил пояснить, на что нам нужен этот факультет вообще, и изучение Китая, в частности.
— Понимает, молодой человек, начал специалист. Контакты между Европой и Китаем начались ещё две тысячи лет назад, и начались, как водится с войны. Тогда римские легионеры, служащие в войсках парфянского царя, наткнулись в своём пути на Восток на китайскую армию. Тогда, на равнине Талассы китайские арбалетчики полностью уничтожили парфянское войско. Вот тогда Западная цивилизация узнала о существовании Китая. Потом отношения нормализовались, и из Китая пошёл в Европу самый выгодный товар того времени — шёлк. А в Китай шло серебро, потому что оно ценилось там выше золота. Чем ценится шёлк? Это единственный материал, на котором не живут насекомые. В те времена это очень ценилось, как Вы понимаете. Поэтому одна шелковая рубашка стоила баснословные деньги. Так и родился Великий Шелковый путь, существованию которого мы и обязаны началом нашей государственности. Ведь именно для обеспечения пути из варяг в греки и возникали города, объединение которых создало государство Владимира Святого и Мономаха. Северная Европа, в лице Ганзейских провинций Германии искала свой путь в Византию, в обход неспокойного средиземного моря, контроль над которым не хотели выпускать из рук итальянские города. Поэтому и были задействованы пути от Балтики до Чёрного моря. И именно за счёт транзитной торговли Византия сумела продержаться на мировой арене небывалый срок — 1000 лет. Естественно, к этой, чрезвычайно выгодной торговле, которая разветвлялась в разные части Европы и Африки не могли не примазаться иудеи. Они осели на этом самом Шелковом пути и создали свою, весьма эффективную систему торговли и ростовщичества.
— С евреями ясно, улыбнулся Коля, что же с Китаем?
— Обратите внимание. Если Китай был нужен Европе как поставщик разных товаров, то Европа Китаю — не очень. Поэтому и появилось знаменитое письмо китайского императора английскому королю…
Коля это всё знал, но слушал внимательно. Ему импонировал стиль рассказа. Достаточно коротко, но самые важные моменты были учтены.
— И сейчас Китай представляет собой гигантский людской и сырьевой потенциал, способный в любой момент выплеснуться на мировую арену. И на чей стороне он выступит, это и определит лицо грядущего миропорядка на ближайший век.
— Позвольте, позвольте, заволновался Коля. Это же аграрная экономика, там как 2000 лет назад стали пахать землю,
— А Вы знаете, какую роль сыграли китайские рабочие отряды в нашей Гражданской войне?
Коля не знал. Как-то этот момент прошел мимо советских историков. Он помнил, что фильм «Приключения неуловимых» был снят римейком фильма двадцатых годов «Красные дьяволята» и вроде там роль Яшки-цыгана играл какой-то китайчонок. Он, когда узнал это, ещё подумал — откуда китаец на Юге России. Специалист назвал цифру привлечённых рабочих. Коля мысленно присвистнул.
Это было круто.
— И это не предел — отреагировал военный. Вы представляете, какой громадный людской потенциал попадёт в руки тому, кто получит контроль над страной?
Всё это Коля тоже представлял. Это на поверхности лежит, недовольно подумал он. На это, конечно, клюнут, но надо что-то ещё, такое, марксистское.
— С этим понятно. А почему Вы думаете, что например, России удаться использовать их против наших основных противников? Ведь Китай страна крестьянская, а как пишут в учебниках, крестьянские восстания — дело локальное. Далеко от дома они не пойдут.
— Это крестьяне. А сколько там того, что сейчас называется люмпен-пролетариатом? Он за пайку риса пойдёт куда угодно.
Звучит разумно, подумал Николай. Он неожиданно вспомнил, что читал книгу Бруно Ясенского «Я жгу Париж». Там революцию в Европе делали именно китайцы. И делали весьма успешно.
— Значит, грубо говоря, мы можем рассчитывать на Поднебесную в случае нашей победы там как на стратегический тыл? — спросил он. И только?
— По большому счёту да. Ресурсы людские, территориальные и сырьевые.
Пока Коля ехал домой, у него всё больше и больше формировалось убеждение, что перевод острия революционной борьбы в Китай возможен только при условии победы сталинской теории о «возможности построения социализма в одной стране». Стратегический тыл — тылом, а брать атакой Запад всё равно придётся. Поэтому Китай нужен России только в расчёте на будущие бои. Ну, слава богу. В целом что-то начинает получаться в теоретическом плане.
На Солянке он наконец увидел Машку. Он сидел вместе с Линем в большом зале, где-то в подвале, когда неожиданно открылась дверь, и Надя ввела девочку. Одетая в какое-то подобие сари, она весьма изящно прошла на середину комнаты. Надежда хлопнула в ладоши, и зазвучала восточная музыка. Она началась совсем негромко, и Машка в так ей начала свои движения. Сначала они были очень медленными, с яркой выраженной мертвой точкой, как у робота, но по мере того как музыка становилась громче, а такты её убыстрялись, убыстрялись и движения танцовщицы. Николай с изумлением заметил, что ещё не совсем сформировавшееся тело девчонки начало совсем по-женски круглиться и изгибаться. В танце исчезла подростковая угловатость, на её место пришли плавные движения, в которых играло всё — руки, бёдра, грудь. Если бы Коля не видел её голой, он ни за что бы не поверил, что это не взрослая женщина. Не было же нафиг никакой груди — ошарашено подумал он. Может нарастили? И попу тоже нарастили? Бред какой-то. Он стал присматриваться повнимательнее. Это было трудно. Музыка и движения возбуждали, изгибы и мелькание кистей рук притягивали взгляд. Николай понял, что значит выражение изгибаться как тростинка на ветру. Неожиданно для себя он заметил, что дышит в такт мелодии.
Китайские мотивы в мелодии сменились на явный Ближний Восток. Машка начала что-то вроде танца живота. Под сари, которое давно слетело на пол, оказалась короткая юбочка, которая только оттеняла голое тело. Танец впечатлял. Коля почувствовал напряжение. Музыка стала постепенно переходить обратно к Дальнему Востоку, и резкие звуки каких-то щипковых слились в один сплошной вскрик. Движения Машки убыстрились, руки сплелись в один клубок. Внезапно музыка кончилась, девочка откинулась назад и навзничь упала на спину. Юбочка задралась, ноги раскинулись и Коля понял, что давно готов к действиям.