1941–1945. Священная война

Елисеев Виталий Васильевич

Сильным ударом снизу вверх в челюсть, в который Василий вложил всю свою силу, открывавшую им путь к свободе, опрокинул десантника навзничь. Фонарик выпал у него из рук и погас.

Перескочив через него, первым выбежал наружу. За ним Михаил и Владимир. Почувствовав свободу, бежали, что было сил. Страх подгонял, свобода манила. Елисеев бежал не оборачиваясь, не чувствуя растертых ног. За спиной слышал топот. Вдогонку раздались одиночные выстрелы. Пули со свистом пролетели рядом, не задев их.

В это время перед закрытым выходным семафором

остановился воинский эшелон, следовавший на запад. Из него, не разобравшись, открыли по нам огонь.

– Не стреляйте! – закричали они и замахали руками.

Услышали! Поняли, по своим стреляют! Стрельба прекратилась. Подбежал командир.

– Станция занята десантниками, – задыхаясь от быстрого бега, с трудом выдавил из себя Елисеев и показал на нее рукой.

Командир и несколько красноармейцев с винтовками в руках побежали к зданию вокзала. В это время диверсантов в нем уже не было. За вокзалом началась перестрелка. Через некоторое время командир и красноармейцы вернулись.

– Одного застрелили. Остальные сбежали, сволочи! – зло выругался командир. – В кармане у него обнаружили пачку документов.

– Это наши документы, десантники отобрали их у нас, когда допрашивали в вокзале, – проговорил Буянов и протянул за ними руку.

– Не имею права отдать их, даже если они ваши. Я взял их не у вас, а у десантника, – проговорил командир, непреклонный в своем решении.

– Как же нам оставаться без документов? – проговорил Буянов. – Без них нас арестуют.

– Вы убегали от десантников без документов. Так бы и пошли дальше, – убил его командир железной логикой.

Оставался единственный выход просить взять их в эшелон.

– Не имею права брать посторонних на воинский эшелон, – отрезал командир, дав им понять, что хватит базарить. Свое решение он не изменит.

Разговор был окончен. Командир вдвоем с машинистом пошли в вокзал связаться с дежурным.

Взяв свои вещи, которые были брошены в зале ожиданий, Василий, Михаил и Владимир, пока стоял эшелон, прошли по кустам. Недалеко от Саши лежал дежурный по станции в окровавленной одежде. Их положили рядом и забросали ветками.

– Жаль Сашу, – с горечью в голосе проговорил Михаил, – своей смертью он предупредил и спас нас. Ничего о нем не знаем, даже фамилии, чтобы сообщить родным.

Мученическая смерть Саши, ставшего за дни их совместных скитаний близким человеком, потрясла, сделав скупыми на слова.

Из вокзала вышли командир и машинист, что-то живо обсуждая. Раздалась команда «По вагонам!» Паровоз дал гудок и состав, медленно набирая скорость, проехал под закрытый семафор. А они пошли дальше на восток, подгоняемые страхом возможной встречи с десантниками, которые могли устроить им засаду.

Днем остановились передохнуть. Разговор пошел о пережитом.

– Василий, я ведь посчитал тебя немецким шпионом и готов был задушить тебя, поняв, что из вокзала нам живыми не выйти. Так пусть будет меньше на одного гада! – признался Михаил. – Откуда у тебя такие знания немецкого языка?

– Об этом

я не хотел рассказывать, чтобы не вызвать подозрения, – проговорил Елисеев.

Пришлось ему рассказать об учебе в гимназии, полугодичной командировке в Германию. Рассказал он и о том, какие ему вопросы задавали десантники, что они ему предлагали и о последнем вопросе, который был задан ему.

– Я нагнул голову, чтобы показать десантнику на рубашке, которую привез из Германии, этикетку, как доказательство. Это была моя ошибка. Женщина сразу поняла обман, но опоздала. И тут увидел рядом с собой над моей головой нижнюю челюсть десантника. Остальное вы знаете.

Достав из чемодана рубашки и сняв с себя, оторвал этикетки и выбросил их.

Глава 7. Собаке – собачья смерть!

На восьмой день пришли в Смоленск. Жители покидали его. Через город нескончаемым потоком шли на восток беженцы, нагруженные скарбом, с тележками, детьми.

Двери магазинов были распахнуты настежь. Зашли в первый попавшийся продовольственный магазин. Все, что в нем было: консервы, водка, хлеб, печенье выдавали бесплатно, чтобы не достались врагу. Взяли водки, консервов разных, хлеб, спустились вниз и расположились на берег Днепра. Первый раз за последние дни они наелись вволю. Выпили.

Передохнув на берегу, вспомнив о Саше, стали думать, куда им прибиться.

Пошли по городу. Навстречу толпа человек десять. В Смоленске в это время было много провокаторов. Впереди баба такая боевая, размахивает руками и всех куда-то зовет. Едва они поравнялись с ними, она закричала истошным голосом, указывая на Орочко. Толпа остановилась. Женщина кричит: «Это фашист! Его убить надо!» Толпа пришла в возбуждение.

Местные жители в предчувствии приближающейся опасности, готовы были видеть в каждом незнакомом диверсанта.

Переживаемые потрясения делают людей похожими. В толпе оказалась женщина, точь в точь похожая на деревенского мужичонку, который также призывал к расправе над ними.

Володя был одет в клетчатое модное пальто, длинные волосы скрывали уши, в руке небольшой чемодан. Все в нем было не так, как у всех, к чему привыкла эта женщина. На это она и обратила внимание.

Его окружили, стали обыскивать. Нашли в сумке печенье. Та же баба громче всех кричит из толпы: «Диверсант фашистский! Печенье не наше! Убить гада надо!» – призывала к расправе, а сама печенье и в глаза не видела.

Володя стоял бледный, не зная, как ему вести себя перед разъяренной толпой, подогретой спиртным.

– Чего ж ты разоряешься! Печенье «Московское»! Мы идем из Москвы на формирование! – попытался Василий осадить бабу.

Это еще больше разъярило толпу. Она забурлила, призывая к расправе над диверсантами.

Трудно предположить, чем все могло окончиться. Им повезло. Мимо проходили вооруженные красноармейцы.

– Слушай, командир, надо разогнать толпу! – метнулся Елисеев к военным.