1941–1945. Священная война
Шрифт:
Фининспекторы шныряли, шарили по домам. Вылавливая надомников, конфисковывали товар. За входной дверью, пока дедушка шил, постоянно приходилось следить и держать ее на запоре.
Когда снаружи забарабанили в дверь, бабушка пошла открывать ее. Дедушка прекратил шить. По голосу узнал фининспектора, которая ни раз приходила и никак не могла застать его за шитьем. Женщина вредная, она постоянно доставляла ему неприятности.
С прытью молодого, а ему было далеко за семьдесят, успел схватить в охапку недошитое
– Где хозяин? – с порога спросила фининспектор властным голосом человека, который всегда считает себя выше других и, поэтому, вправе грубо разговаривать. Это ей как свыше дано.
– Ушел в церковь, – ответила бабушка как можно спокойнее.
– Что-то не вовремя, – не поверила она.
Обшарила все вокруг швейной машины. Ничего подозрительного не найдя, ушла злая «с носом», пообещав обязательно поймать «хозяина» в следующий раз, если он по-прежнему будет заниматься надомным трудом.
После ее ухода дедушка вылез из-под кровати довольный собой, разложил на швейной машине пальто и продолжил шить. Он торопился закончить, пока на дворе было еще светло.
Не просто было жить в постоянном напряжении. Приходилось контролировать себя. Однажды бабушка пошла, всего-то, вылить за домом помойное ведро, оставив входную дверь открытой. Дедушка, как обычно, шил.
В дом без стука вошла фининспектор и застала его за работой. Она отобрала почти законченное пальто, не пришитый к нему меховой воротник, залезла в сундук и вытащила из него новый материал на два пальто. Собрав все, туго набила принесенную с собой большую сумку конфискованным товаром.
Дедушка, бледный как мел, молча стоял в проёме двери. Оправдываться, что-то доказывать, было бесполезно.
– Если еще раз застану тебя за шитьем, конфискую швейную машину, – пообещала фининспектор, выходя из комнаты с сумкой в руке.
Когда она ушла, бабушка горько заплакала, дав волю слезам. Она одна была во всём виновата, оставив открытой входную дверь.
Дедушка по натуре был молчуном. Он не стал ругать ее. Посидев немного, пережив горечь потери, принес из другой комнаты старенькое пальто и сел его перелицовывать.
Спустя примерно месяц после этого случая, шел он в Лавру помолиться. Навстречу идет молодая девушка в конфискованном у него пальто. В ней он узнал дочь фининспектора.
Глава 14. Ух, сволочь такая, где наворовал
После удачной продажи бабушкой на рынке пальто, дедушка подозвал меня, порылся в ящике машинки и достал из него несколько рублей.
– Вот тебе деньги, сходи на рынок и купи себе пирожок, – проговорил он и протянул их мне. Я тут же помчался на железнодорожную станцию.
Рынок небольшой. Продавцов и покупателей немного. За прилавком стояла женщина. Возле нее кастрюля с пирожками.
– Ух, сволочь такая, где наворовал! – не глядя на меня, взорвалась женщина, пряча деньги в карман под жакетом.
Я стал оправдываться. Деньги дал мне дедушка, чтобы я на рынке купил пирожок. Бесполезно. Она была уверена, что я карманник. Сунув мне в руку пирожок, прогнала, пообещав в следующий раз, если еще появлюсь на рынке, отправить в милицию.
Отойдя от нее, надкусил пирожок. Какой же он был вкусный! Поджаренный, внутри с картошкой. Он был так не похож на хлеб с лебедой, который выпекала бабушка. Этот день был для меня праздником.
Глава 15. Нагадала гадалка письмо
Заканчивался третий месяца, как папа ушел на фронт. За это время от него не было ни одного письма. Мама не находила себе места.
Что с ним? Где он сейчас? Она все передумала, что могло с ним случиться.
В душе она считала, что его уже нет в живых, но эти самые страшные мысли гнала прочь от себя. Не могла поверить, что муж погиб. Заставляла себя верить, что он жив и не может написать письмо, потому что идут бои. Не до этого ему сейчас.
Последняя ее надежда узнать что-нибудь о нем, была известная в Загорске гадалка.
Мама собрала самые дорогие вещички: колечки, серьги, какие-то драгоценности и пошла к ней.
– Жив, вижу его, жив. Скоро жди письмо, – обнадежила гадалка, складывая карты.
И мама, окрыленная, придя домой, рассказала обо всем.
Гадалка не ошиблась.
В конце августа пришло первое письмо. В нем папа сообщал, что жив и здоров, бьет фашистов. О причине, почему долго не писал, в письме не было ни слова. Его интересовало, как мы живем и просил подробно написать ему об этом.
Что и как писать в письмах с фронта, определяла военная цензура, штамп которой после просмотра ставился на письме.
Глава 16. 1 сентября 1941 года
К концу июля 1941 года немецкие войска подошли к Загорску.
Жаркие бои шли на подступах в 10—15 километрах за деревней Деулино. В городе были слышны разрывы артиллерийских снарядов. В Троице-Сергиевой лавре развернули прифронтовой госпиталь, в который раненых привозили прямо с передовой.
Никто не мог сказать, удержится ли фронт и как долго? Но 1-го сентября к школам потянулись ученики.
Начальная школа, в которой предстояло учиться, размещалась в бывшей домовой школе и богадельне при церкви Михаила Архангела.