1941–1945. Священная война
Шрифт:
В первый день шел в школу с ребятами из соседних домов. В стареньком портфельчике два учебника, школьная тетрадь, перьевая ручка, чернильница «непроливайка» с чернилами.
По дороге в школу волновался, переживал, испытывая страх перед неизвестностью первого школьного дня.
Война делала людей взрослее, старше. «Искушенный» в таких делах второклассник Валя Калабухов, делился впечатлениями о своем первом школьном дне, когда он впервые переступил порог школы.
– В прошлом году первого сентября на школьном дворе была торжественная
«Все» оказалось совсем не таким, каким расписал Валентин.
На школьном дворе тишина. Ни единой души. Только у дверей школы стояла немолодая в очках, сухощавая, невысокого роста женщина. Всех, кто подходил к школе, она сразу же отправляла в классы. Предосторожности, чтобы не попасть под бомбы немецких «рам». Они довольно часто летали над городом на высоте нескольких десятков, метров выискивая цели. Школьный двор с детьми был бы неплохой целью.
– Директор школы, Ольга Васильевна, – прошептал Валентин и добавил. – Строгая.
Увидев нас, подозвала к себе.
– Как фамилия? – спросила меня.
Я ответил.
– Не стойте во дворе! Быстро, быстро расходитесь по своим классам! – торопила она, подкрепив сказанное красноречивым жестом. – Валя, проведи своего товарища в класс в церковь.
Перед директором Валентину хотелось выглядеть более взрослым, чем он был на самом деле. Взяв меня за руку, повел внутрь школы. Там уже было многолюдно.
– Твой класс, – подвел он меня к приоткрытой двери, – а я пошел к себе.
Робко заглянул в дверь. В классе уже было несколько человек.
– Проходи, бояться не надо, здесь не кусаются, – проговорила молодая женина, сидевшая за столом и приветливо улыбнулась. – Как твоя фамилия?
– Елисеев, – еле слышно ответил я. Громче не хватило духа.
Учительница оказалась совсем непохожей на суровую, сухую, неулыбчивую, строго глядевшую сквозь толстые стекла очков, какой ее нарисовало мое воображение.
Она вышла из-за стола, взяла меня за плечи и повернула к окну.
Наша учительница была молодой, интересной, высокой, как мне тогда показалось, потому что сами мы были маленькие.
– Садись вот за ту парту возле окна, за которой уже сидит мальчик.
Впереди сидели знакомые девочки Валя Чувырина и Тоня Давыдова. Входили новые, робко оглядывались и рассаживались по партам. Все мы были с ближайших улиц и знали друг друга.
Помещение класса, в котором предстояло учиться, был на месте церковной паперти и алтаря. Большой, полукруглый, мрачный. Три окна, пробитые с одной стороны в толстой стене, напоминали бойницы и пропускали мало света. Рассадив всех по партам, учительница сказала, зовут ее Анна Фоминична. Учить она будет нас четыре года, отвечать мы должны стоя, садиться по ее разрешению.
– Такой порядок во всех школах, – пояснила она.
Десятки
В опустевшем коридоре раздались гулкие шаги. Вслед за ними первый в жизни перезвон колокольчика, извещавшего о начале занятий и перемене в нашей жизни. Исполнилась мечта. Мы стали школьниками.
– Моя мама звонит, – тихо прошептал мой сосед, пригнувшись ко мне.
Колокольчик смолк и наступила тишина. Только были глухо слышны удаляющиеся шаги. Анна Фоминична встала и вышла из-за стола.
– Сейчас я проведу опрос о ваших родителях, братьях, сестрах, где они, на фронте, в тылу, – проговорила Анна Фоминична.
Когда дошла очередь до меня, я назвал имя, фамилию. Папа на фронте. Мама, я и младший брат живем у бабушки.
– Садись, – разрешила Анна Фоминична.
Следующим был мой сосед по парте. Бойкий такой. Он быстро встал и выпалил единым махом.
– Мошкаров Шурик! – бодро назвал он себя.
– Не Шурик, а Александр или Саша, – поправила учительница.
– Папа на фронте, а мама работает в школе техничкой, – затараторил он. – Живем в школе.
– Садись, Мошкаров, – разрешила Анна Фоминична.
За Мошкаровым поднимались Часовикова, Романов, Чувырина. В классе было около сорока человек.
Первый школьный день не стал для нас ярким, запоминающимся.
Урок еще не закончился, а снаружи за окнами громко и протяжно загудела сирена «Воздушной тревоги». Ее тут же подхватили стоявшие на железнодорожной станции паровозы, заводские гудки. И это продолжалось несколько минут. В коридоре громко захлопали двери, затопали десятки ног.
– Быстро собираемся и выходим во двор! – торопила нас Анна Фоминична, широко распахнув дверь. – Быстро! Быстро! Не задерживайтесь, – и подталкивала к двери.
На школьном дворе уже дежурила директор.
– Занятия окончены! Не задерживаясь нигде, расходитесь по домам по одиночке вдоль заборов ближе к ним. Так труднее обнаружить с самолета. Каждый раз самостоятельно, без моего предупреждения, будем расходиться по сигналу «Воздушная тревога». Все! Быстро расходимся!
При школе не было ни бомбоубежища, ни отрытой в земле щели, в которой можно было бы укрыться во время налета самолетов. В считанные секунды школьный двор опустел.
Первый школьный день не стал ярким. Запомнился он мне таким, каким был на самом деле. С него пошел новый отсчет времени.
На следующий день до звонка разошлись по партам в ожидании учительницы. Все встали, когда она вошла в класс.
– Садитесь, – разрешила Анна Фоминична и прошла к своему столу.
Проверив присутствующих по журналу, отложила его в сторону.
– Мне необходимо знать, у кого какие есть учебники, тетради. Положите их на край парты рядом с собой, – проговорила Анна Фоминична и пошла по рядам. Выкладывать было нечего. Учебники и тетради были не у всех.