1968. Год, который встряхнул мир
Шрифт:
Приехав во Вьетнам, Кронкайт ощутил себя счастливым и не мог скрыть этого. Он сфотографирован в одежде военного корреспондента, со шлемом на голове и поднятым вверх большим пальцем — жест одобрения, совершенно бессмысленный в той ситуации. Но с самого начала у него и его команды возникли некоторые сложности. Не удавалось найти аэропорт, где можно было бы приземлиться. Они в конце концов попали в Сайгон 11 февраля и очутились в зоне боев. Излагая Крон-кайту происходящее, Вестморленд заявил: «Как удачно, что известный журналист прибыл как раз в тот момент, когда одержана великая победа! «Тет» исчерпал себя, как мы и надеялись». Но на самом деле тот день был уже двенадцатым, считая от начала «Тет Оффенсив», и хотя Соединенные Штаты отвоевали свои территории обратно, в ходе нападений вьетконгов-цев погибло уже девятьсот семьдесят
Кхе-Сан, где окопались американские морские пехотинцы, находилась вблизи границы между Севером и Югом. Дела там шли все хуже и хуже. Ханой, так же как и французская пресса, начал сравнивать ситуацию с той, что сложилась в Дьен-Бьен-Фу, где вьетнамцы опустошили окруженную базу французской армии в 1954 году. При этом французская печать ликовала почти так же, как жители Северного Вьетнама.
В Вашингтоне столь широко циркулировала идея, что США скорее предпочтут применить ядерное оружие, нежели потерять Кхе-Сан и пять тысяч солдат морской пехоты, что один журналист спросил генерала Эрла Дж. Уилера, председателя Объединенного комитета начальников штабов, рассматривается ли вопрос использования ядерного оружия во Вьетнаме. Ответ генерала: «Я не думаю, что ядерное оружие потребуется, чтобы защитить Кхе-Сан», — никого не успокоил. Журналист не упомянул Кхе-Сан в своем широко поставленном вопросе.
Из корреспондентов, желающих провести день в Кхе-Сан, был составлен список. Однако Уолтера Кронкайта в него не включили: это сочли слишком опасным. Американские военные не желали потерять Кронкайта. Вместо Кхе-Сан его взяли в Хью, где артиллерия не оставила камня на камне от богато украшенных зданий бывшей колониальной столицы. Как сообщили Кронкайту, американцы вновь установили контроль над Хью, но когда он приехал туда, морская пехота по-прежнему вела бои за этот город. 16 февраля американские морские пехотинцы первого батальона пятого полка захватили двести ярдов городской территории, потеряв при этом одиннадцать человек убитыми и сорок пять ранеными. Именно в Хью американцы впервые познакомились с разработанным в СССР оружием — укороченными легкими АК-47, одинаково эффективными для одиночных снайперских выстрелов и при стрельбе очередями (десять пуль в секунду). Этому оружию суждено было стать символом войны на Ближнем Востоке, в Центральной Америке и Африке.
Больше всего обескуражило ветерана войны и корреспондента Кронкайта следующее: солдаты, участники боевых действий, и младшие офицеры сообщали ему версии происходящего, которые абсолютно не совпадали с тем, что говорили ему командиры в Сайгоне. С этим сталкивались многие из тех, кто освещал в прессе события во Вьетнаме. «Столько было очевидной неправды в связи с войной, — рассказывал Джин Робертс. — Это было нечто большее, чем приукрашивание. Нам рассказывали то, чего просто-напросто не было. Офицеры в Сайгоне и солдаты на поле боя говорили прямо противоположные вещи. Это приводило к полному разрыву между журналистами и американским правительством».
«Сообщение Уолтера Кронкайта из Вьетнама» было передано 27 февраля в десять часов вечера по западному времени. Поклонники Кронкайта (казалось, почти все население Америки) волновались, видя Уолтера во Вьетнаме, непосредственно в гуще событий, где, как в глубине души всегда считал Кронкайт, и находилось его настоящее место. После того как была разрушена последняя станция вещания, он вернулся туда, где
было его место, по мнению Си-би-эс: он вновь сидел за столом, одетый в костюм. Он смотрел в камеру, и взгляд его был столь личностным, столь прямым и лишенным какой бы то ни было наигранности, что девять миллионов зрителей могли почти поверить: он обращается непосредственно к каждому из них. Впечатление искренности усиливалось от того, что он читал текст, написанный им самим (он настоял на этом):
«Сказать, что сегодня мы достаточно близки к победе, — значит, вопреки очевидным фактам, поверить оптимистам, которые уже ошибались прежде. Предположить, что мы вот-вот потерпим поражение, — значит поддаться пессимизму; это было бы неразумно. Единственное реалистичное, хотя и неудовлетворительное, заключение состоит в том, что мы застряли на мертвой точке. В том маловероятном случае, если военные
Это был Уолтер Кронкайт. Доброй ночи».
Эту позицию едва ли можно было назвать радикальной. Ряд содержащихся в ней утверждений являлся вполне приемлемым для большей части лидеров антивоенного движения. Но в период поляризации, когда каждое мнение оценивалось с той точки зрения, поддерживает ли его обладатель войну или нет, заявление Уолтера Кронкайта прозвучало как антивоенное. Он не принадлежал к поколению 60-х — Кронкайт происходил из поколения Второй мировой войны, и именно тогда он делал карьеру. Необходимость поддержки демократии в борьбе с коммунизмом для Кронкайта была очевидной, и ему никогда не приходило в голову, что его открытая поддержка «холодной войны» стала нарушением занятой им нейтральной позиции. И вот теперь он сказал: следует уйти. Конечно, к тому времени он был неодинок. Даже в передовице консервативного «Уоллстрит джорнал» говорилось: «В целом наши усилия во Вьетнаме можно считать неудачными».
Все же, несмотря на все затруднения, стоявшие перед Джонсоном, его реакция на поступок Кронкайта была специфической, как если бы в этот раз он впервые столкнулся с реальной проблемой. Существуют две версии его высказывания. Согласно одной, он заявил: «Если я потеряю Кронкайта, я лишусь поддержки американского среднего класса». Согласно другой версии, цитировались такие слова президента: «Если я потеряю Кронкайта, я проиграю войну».
Как сообщалось, шоу Кронкайта весьма сильно подействовало на президента. Кронкайт же твердил о сильном преувеличении своей роли. «Я никогда не спрашивал об этом Джонсона, хотя мы находились в дружеских отношениях. Однако было очевидно, что это была последняя соломинка на спине верблюда — возможно, просто соломинка, и ничего более, — но сам верблюд вот-вот погибнет, его спина вот-вот переломится».
Для истории широкого вещания существенным стал тот факт, что рейтинг Кронкайта скорее повысился, нежели упал, после того как он высказал свое мнение. Отныне немногие профессионалы стали бы испытывать, подобно ему самому и Сэланту, колебания по поводу необходимости «небольшой редактуры». Заметим, что именно в 1968 году стал возрастать интерес к мнению по политическим вопросам таких персон, как деятели индустрии развлечений, диск-жокеи и ведущие ток-шоу, передаваемых по радио. Внезапно всем, чьи голоса звучали в эфире, независимо от их полномочий, начали задавать вопросы насчет их позиции, начиная от проблемы Вьетнама и кончая положением дел в малых городах. Другая новая тенденция заключалась в том, что политические фигуры начали принимать участие в телевизионных развлекательных программах. Наиболее примечательным из них было шоу Джонни Карсона «Сегодня вечером», но можно назвать и такие шоу, как «Смейтесь вместе с Рованом и Мартином» и «Веселый час братьев Смоутерс». Некоторые не одобряли это все усиливающееся смешение новостей и развлекательных программ. Джек Гоулд писал в «Нью-Йорк тайме»: «Чет Хантли и Дэвид Бринкли наденут модные колготки для своего вечернего дуэта, а Клайв Барнз8 будет анализировать предварительные выборы в Нью-Гэмпшире, — это только вопрос времени».
Спустя несколько десятков лет после своего специального репортажа по поводу «Тет Оффенсив» Кронкайт сказал: «Я сделал это потому, что думал, что журналист должен был так поступить в тот момент. Конечно, с нашей стороны это было эгоистично... эгоистическим был мой поступок, да и в том, что Си-би-эс позволила мне его совершить, тоже присутствовал эгоизм». Когда вновь появится популярный ведущий, способный подвергнуть критике самого себя подобно Кронкайту?
Глава 4
НАШЕПТЫВАЯ ПОЛЯКАМ НА УХО