1968. Год, который встряхнул мир
Шрифт:
По иронии судьбы в «самом счастливом бараке социалистического лагеря» зарубежная пресса не была запрещена. Любой поляк мог сходить в библиотеку и почитать «Монд» или британскую «Гардиан». Однако эти издания были доступны лишь тем, кто умел читать по-французски или по-английски, в том числе и многим студентам. Другим полякам приходилось ожидать передач радиостанции «Свободная Европа».
Студенты, туристы, даже бизнесмены, путешествуя за границей, заходили на радиостанцию «Свободная Европа» в Вене и передавали ей различную информацию. Но многие отказывались сотрудничать со «Свободной Европой», поскольку поколение времен «холодной войны» росло, воспринимая капиталистов
Известный диссидент Яцек Куронь рассказывал: «Я знал, что радиостанция «Свободная Европа» была создана ЦРУ. Я этого не знал наверняка, но думал так. Но это было единственное средство, которым я располагал. Я бы предпочел иметь дело с более нейтральными СМИ, но других не было». Однако, несмотря на неприятные чувства, которые он испытывал по отношению к «Свободной Европе», ее руководство восхищалось им и доверяло ему. Ян Новак говорил о Куроне: «Он один из самых замечательных людей, с которыми я встречался в своей жизни».
Альтернативой радиостанции «Свободная Европа» была «Культура», газета на польском языке, которую издавала группа поляков, живших в Париже. В Польшу могло попасть до пяти тысяч экземпляров, чего было слишком мало, да и переправка их происходила слишком медленно.
Куронь вспоминал: «Моей главной заботой было донести информацию до польского народа. Кого избили, кого арестовали. Я был главным добытчиком информации и должен был распространять ее. — Он указал на белый телефон в маленькой темной варшавской квартире. — Этим телефоном я пользовался, чтобы по нескольку раз в день звонить на радиостанцию «Свободная Европа» для передачи им информации, поскольку она немедленно возвращалась в Польшу по каналам СМИ. Однажды я рассказывал им о семерых находившихся в тюрьме, и тут в комнату вошли два агента политической полиции и велели мне идти с ними. «Кого вы собираетесь арестовать?» — спросил я. «Мы собираемся арестовать вас, Яцек Куронь».
Поскольку Куронь все еще находился на связи с радиостанцией «Свободная Европа», о его аресте стало известно и немедленно сообщено по радио.
Радиостанция «Свободная Европа» вещала для Польши с пяти утра до полуночи, все семь дней в неделю. Радиопередачи велись поляками — носителями языка. Здесь были и музыка, и спорт, и новости к каждому часу. Радиостанция декларировала строгую объективность и отсутствие всякого редакторского вмешательства, чему, однако, верили немногие. Это мало кого волновало. Слушатели радиостанции надеялись, что она передает точку зрения Запада, однако значительная часть информации о Польше поступала из самой Польши.
Правительство глушило радиостанцию, но это лишь служило ориентиром. Если поляк настраивался на соответствующую волну и слышал привычный треск в эфире, это означало, что программа была важной. Слова, несмотря на треск, можно было расслышать. «Глушение было нашим союзником, — вспоминает Ян Новак. — Людям становилось интересно, что же от них хотят скрыть».
Однажды в 1964 году на радиостанцию «Свободная Европа» в Вене зашел белокурый поляк среднего роста и приятной наружности — он возвращался в Польшу из Парижа. Ему было всего восемнадцать лет, и он являлся последователем двух других, более старших и весьма известных диссидентов — Куроня и Кароля Модзалевского. Молодой человек с энтузиазмом говорил о своем видении социализма, демократического и гуманного.
Новак так вспоминал об этом молодом человеке, которого звали Адам Михник: «На вид он казался совершенным мальчишкой, но его отличала удивительная для такого возраста интеллектуальная зрелость». Михник родился в 1946 году в семье выжившего во времена холокоста еврея из Львова, ныне находящегося на территории Украины, но в тот момент Львов был польским городом. До войны, когда в мире еще царила тишина, его отец происходил из семьи типичных нищих местечковых евреев. Отец и мать Михника были коммунистами, отца перед войной арестовали как партийного активиста. Но Адам рос в коммунистической атмосфере, где о Розе Люксембург и Льве Троцком (оба по совпадению евреи) говорили как о героях.
«Я знал, что я еврей, только потому, что меня называли так антисемиты», — говорил Михник, имея в виду, что до 1968 года он особенно не задумывался о своем еврейском происхождении.
В 1965 году Михник был студентом исторического факультета Варшавского университета, одним из тех пятнадцати студентов младших курсов, которые группировались вокруг Куроня и Модзалевского, опытного двадцатисемилетнего исследователя из исторического департамента и члена Коммунистической партии. Они все были коммунистами. Михник говорил о Куроне и Модзалевском: «Они были героями, лидерами».
Яцек Куронь, как и Михник, был родом из Львова, но родился до войны. В 1965 году ему исполнился уже тридцать один год. Его мать имела ученую степень по юриспруденции и вышла замуж, уже будучи беременной Яцеком. Она потом не раз с горечью жаловалась, что «появилась на свет для лучших дел». Отец Куроня был инженером-механиком, лидером Польской социалистической партии. Он не любил Советы, и чем больше имел с ними дело, тем больше становился антикоммунистом. В 1949 году, когда Яцек решил вступить в Коммунистическую партию в возрасте пятнадцати лет, его отец горячо возражал против этого решения.
Поначалу дискуссионные группы Куроня и Модзалевско-го встречали поддержку со стороны правительства. Молодые коммунисты имели возможность встречаться с партийными функционерами и обсуждать различные проблемы в узких дружеских кружках. Однако в середине 60-х годов стали иногда раздаваться столь неприятные вопросы, что партийные чиновники просто перестали на них отвечать. В ответ на речь Модза-левского к студентам младших курсов партийное руководство запретило деятельность Союза молодых социалистов (ZMS) — дискуссионной группы Модзалевского в Варшавском университете. Изгнанные из университета, члены Союза продолжали встречаться на частных квартирах. В этих встречах принимало участие до пятидесяти студентов.
После многих и долгих обсуждений Куронь и Модзалев-ский пришли к выводу, что система, существующая в Польше, не может или не хочет соответствовать учению Маркса. Это был марксизм лишь по имени, по многочисленным ярлыкам, использовавшимся для того, чтобы сбить с толку и обмануть народ. В 1965 году они решили написать и распространить в фотокопиях открытое письмо, в котором говорилось, что господствующая система является обманом и лишена справедливости и свободы. Молодые люди не поставили своих подписей, не желая знакомиться с польской тюрьмой. Но каким-то образом польская политическая полиция узнала об их деятельности и нагрянула в помещение, где производилось фотокопирование. Полиция просто конфисковала оригинал и предупредила Куроня и Модзалевского, что если они будут распространять фотокопии, то их ждет тюремное заключение.