2000 метров над уровнем моря[= Аданешь]
Шрифт:
— Быстро в катер! — скомандовал я.
Аданешь запрыгнула первой и помогала перебраться девочкам, пока я отвязывал веревку. Взревел мотор, катер дал задний ход и стал разворачиваться. Девочки не устояли на ногах и попадали на пол, а мне пришлось схватиться за поручень.
Я вытащил из рюкзака Аданешь гранату и выдернул чеку.
— Полный вперед! — крикнул я и швырнул гранату в покачивающийся у мостка афарский катер.
Через несколько мгновений, когда мы уже были на безопасном расстоянии, огненная струя змеей метнулась ввысь, рассекая ночное небо,
Мы мчались по ночному морю, оставляя за собой длинный пенный след, искрящийся в лунном свете.
— Ты знаешь, куда плыть? — крикнул я Аданешь.
— Да, — ответила она и показала на звезды.
Вскоре вдали замаячили огни города Массауа, еще немного и весь это кошмар закончится. Можно будет, наконец, расслабиться, а потом завалиться в какой-нибудь бар и от души напиться…
Неожиданно впереди вспыхнули фонари, и сразу пять моторных лодок ринулись нам на перерез. Когда раздались выстрелы, мы поняли, что островитяне каким-то образом успели сообщить о нашем визите своим людям в городе, и те устроили нам засаду. Аданешь резко развернула катер, направив его в обратную сторону.
— Теперь куда? — крикнул я, положив детей на пол и укрыв на всякий случай спасательными жилетами.
— Попробуем доплыть до Ассаба.
— А это далеко?
— Прилично. Во всяком случае, у этих лодок топлива точно не хватит.
Катер адмирала оказался резвой посудиной. При своих размерах, а в нем даже была маленькая каюта, он мчался по волнам, как хороший глиссер. Но наши преследователи не отставали, время от времени постреливая. Несколько раз они даже попали в катер, и пули, огрызаясь искрами, с оглушительным звоном отскакивали в ночное небо. Оставалось надеяться, что топливо у них действительно закончится раньше, чем у нас.
Так и случилось. Через пару часов они стали отставать, а вскоре и вовсе исчезли из поля зрения.
— Кажется, оторвались, — сказал я, внимательно вглядываясь в черный горизонт.
Яркая луна серебрила водную гладь, во всех направлениях, сколько видел глаз, было чисто. Аданешь сбавила ход и закрепила штурвал.
— Пойдем, покормим детей. Нам еще долго плыть.
— Долго, это сколько? — поинтересовался я.
— Думаю, часов восемь.
— Тогда взрослых тоже надо покормить, — сказал я, и Аданешь, улыбнувшись, кивнула. — Кстати, а нам-то самим бензина хватит, чтобы доплыть до этого Ассаба?
— Должно. Как-то раз адмирал возил нас с отцом на этом катере в Джибути, а это километров на двести дальше.
Мы достали из сумок провизию (спасибо адмиралу!) и устроили маленький пир. Когда я протянул лепешку одной из девочек, она вдруг попыталась поцеловать мою ладонь. Я немедленно одернул руку и погрозил ей пальцем. На этом недоразумения закончились. Эфиопские девочки — их звали Хава, Меклит и Фатума — уплетали за обе щеки, и только Наташа ела не спеша, видимо, так и не придя до конца в себя.
— Эх! Сейчас бы выпить чего-нибудь, да покрепче! — вздохнул я.
Аданешь лукаво посмотрела на меня и, словно
— Вот это да! Ты прямо волшебница! — Я залпом осушил бутылку, даже глазом не моргнув. — Дезинфекция, — попытался оправдаться я, виновато глядя на удивленную напарницу и восхищенных девочек.
— Ложись, поспи. Через два часа я тебя разбужу, — сказала Аданешь.
Я покорно спустился в тесную каюту и, завалившись вместе с девочками на единственную койку, мгновенно отключился.
Глава 7
Когда Аданешь разбудила меня, уже рассвело. Она дала мне поспать целых четыре часа — пожалела. А сама все это время стойко несла вахту у штурвала. Мне стало ужасно стыдно. Конечно, мы оба на задании, и я в нашей команде старший, хотя я уже в этом иногда начинаю сомневаться. Но она же — хрупкая… ну, пускай, даже не очень хрупкая, но все-таки девушка, пережившая вчера не меньше, если не больше, чем я. Ей сейчас очень нужен отдых. А здоровый мужик Саша Суворов нагло дрыхнет вместе с детьми, напрочь позабыв о своей напарнице.
— Почему ты меня не разбудила раньше? — спросил я, пытаясь изобразить не то возмущение, не то обиду.
— Ты бы на себя посмотрел, квазимодо, — засмеялась она.
— Неужели так плох?
— Конечно, бывает и хуже. Но все же Мехрет тебя здорово отделал. А вообще, если честно, я обожаю встречать рассвет. Здесь, на море, он просто сказочный… Так что не переживай, все в порядке.
— У тебя зеркало есть? — спросил я.
Порывшись в своей сумочке, Аданешь протянула мне маленькое зеркальце. Я смог заглянуть в него только одним глазом, но и этого оказалось достаточно. Вид у меня действительно был ужасный: вся физиономия перепачкана кровью, правый глаз заплыл лиловой гематомой, а над бровью красовалось внушительное рассечение.
— Дай-ка я посмотрю, — сказала Аданешь.
— Зачем?
— Ты забыл? Я ведь все-таки медик.
— Да брось, ерунда! До свадьбы заживет.
— Зажить-то заживет, но посмотреть надо. — Она усадила мена на лавку и внимательно оглядела рану. — М-да, должна тебе сказать, что это довольно серьезно. Такая травма требует хирургического вмешательства.
— Ты шутишь? Какого еще вмешательства! — отмахнулся я.
— Надо зашивать. Иначе останется рубец. И продезинфицировать не мешает.
— Может, все-таки обойдется? — с надеждой спросил я.
— Не обойдется, — жестко ответила Аданешь и, еще раз осмотрев мою рану, достала из сумки бутылку минеральной воды. — На, умойся.
— Похоже, Мехрет был левшой, — сказал я, ополоснув лицо и шею.
Аданешь сжала левую руку в кулак и вытянула вперед, по направлению ко мне, словно прицеливаясь.
— Да, ты прав.
— Только не надо сейчас устраивать следственный эксперимент, — засмеялся я. — Иди лучше отдыхать.
— Не заблудишься? — улыбнулась Аданешь.