21.12
Шрифт:
Как же мне жаль, что я не могу так же преклоняться перед ним, как когда-то еще мальчишкой!
Потом все мы, члены совета, вышли из-под сводов галереи и поднялись по великой дворцовой лестнице на самый верх, где я стоял вместе с остальными, наблюдая за тем, что уже скоро навсегда изменило мои убеждения.
Народ, собравшийся у подножия дворца, что-то дружно скандировал, и я вдруг заметил палачей на вершине южной башни сдвоенной пирамиды. Окрасившие тела синей краской палачи приступили к своим обычным ритуалам. Шум
Небольшая группа аристократов выстроилась у белого основания сдвоенной пирамиды со стороны северного фасада, и приветственные аплодисменты эхом разнеслись по площади. Желтая, красная и золотистая краски, украшавшие великую пирамиду, словно солнце, сверкали, отражаясь от синего, как море, цвета внизу, создавая иллюзию, будто некое гигантское чудовище, обитавшее на океанском дне, вдруг поднялось на поверхность. А раскрашенные в синее мужчины расположились на верхней из трехсот шестидесяти пяти ступеней. Некоторые из них помахивали кадилами, испускавшими кольца дыма тлеющего ладана.
Заголосил главный палач:
— Эту душу призвал к себе в потусторонний мир бог Акабалам!
Снова Акабалам. Этот никому не известный прежде бог потребовал теперь жертвы, и жертвоприношение должно было стать человеческим!
Когда же палач вонзил сверкающий кремниевый нож в грудь обреченного на заклание, вскрывая ему ребра, мужчина на алтаре издал вой, который теперь всегда будет звучать в моих ушах. Человек захлебнулся в крике, и в этот момент палач запустил руку в его грудную клетку, чтобы вырвать сердце. А последние слова умирающего, которые слышали только мы — те, кто возвышался над шумной толпой, — прозвучали как мрачное предзнаменование будущих событий, черных, как сам конец «тринадцатого цикла»:
— Акабалам — это ложный бог!
Я сразу же узнал этот голос. В жертву принесли Оксиллу, моего друга и верного советника Властителя на протяжении трех тысяч солнц. Неумолчный звон заполнил мой слух. Я видел теперь не только ставшее безжизненным тело, но и многочисленные зловещие приметы повсюду в небе.
Издавна боги требовали себе в жертву столь высокородного человека не чаще чем один раз в пятнадцать тысяч солнц. Случайность ли, что в этот раз такая жертва была принесена всего через пять дней после того, как Оксилла высказался против планов Властителя?
Едва ли это простое совпадение!
А в отдалении, позади бушующей толпы я заметил Ханубу, жену Оксиллы, которая стояла, не пролив ни слезинки, и смотрела, как палачи снова окружили труп ее мужа. Сердце мое сжалось от боли за нее и за ее дочек — Огненное Перо и Одинокую Бабочку, стоявших рядом и сотрясавшихся от рыданий.
Покрытые кровью жрецы унесли труп Оксиллы назад в нишу храма, что было необычным обращением с телом человека, принесенного в жертву. Чтобы оказать ему последнюю почесть,
Стоя наверху дворца, все на той же площадке, с которой мне пришлось созерцать эту безумную сцену, я вдруг почувствовал, как чья-то рука обхватила меня сзади за колено. Я обернулся и увидел карлика Якомо, который незаметно подобрался ко мне и, осклабившись, продолжал жевать все тот же отвратительный кусок коры.
— Да будет в веках превозвышено имя Ягуара Имикса, святого правителя Кануатабы, чья мудрость освещает каждому из нас путь в этой жизни! — провозгласил он. — Ты ведь восхищаешься им, а, Пактуль?
Мне больше всего хотелось ударить этого маленького человечка, не сходя с места, но я всегда был противником насилия. И потому лишь эхом повторил его фразу:
— Да будет в веках превозвышено имя Ягуара Имикса, святого правителя Кануатабы, чья мудрость освещает каждому из нас путь в этой жизни.
И только оказавшись в этой пещере, чтобы начать заполнять страницы своей секретной книги, позволил я копившемуся внутри крику вырваться наружу.
И крик этот был адресован не кому-нибудь, а самим богам.
Но все же кто я такой, чтобы разобраться с божеством, взявшимся ниоткуда, приказавшим возвести храм, строительство которого нам не осилить, и потребовавшим смерти самого преданного Властителю человека? Кто же он, этот могущественный и таинственный бог по имени Акабалам?»
12.19.19.17.12–13 декабря 2012 года
15
10-е шоссе перекрыли в районе Клаверфилда, чтобы Национальная гвардия могла без помех доставлять продукты и предметы первой необходимости в западную часть города. И потому Стэнтон вынужден был воспользоваться узкими проулками, вдоль которых располагались временно закрытые торговые центры, здания начальных школ и многочисленные автомастерские. Хотя машин было немного, поток двигался медленно, сдерживаемый постами национальных гвардейцев, выставленными чуть ли не в миле друг от друга. Губернатор Калифорнии вынужден был принять вызвавший много споров план Каванаг и Стэнтона, подписав чрезвычайный указ о введении первого в истории США карантина в масштабах целого города.
Границы зоны взяли под охрану бойцы Национальной гвардии: от долины Сан-Франциско на севере до Сан-Габриеля на востоке, от Оранжевого округа на юге и до океана на западе. Ни одному самолету не разрешали подняться в воздух из местных аэропортов, а пограничники распределили вдоль побережья около двухсот катеров, чтобы полностью перекрыть порт и выходы в открытое море. Поначалу в большинстве своем жители Лос-Анджелеса приняли карантин спокойно и пошли навстречу властям с охотой, которая удивила самых отчаянных оптимистов в Сакраменто и даже в Вашингтоне.