23 минуты мая
Шрифт:
Видимо предложение уже неактуально, сестра продолжает молчать, и я думаю, что она просто не знает, как мне отказать, чтобы не обидеть.
— Тат, если ты сейчас скажешь, что это шутка, то я сию секунду закажу билет, приеду к тебе и огрею микроволновкой.
— Не получится, — уголки губ сами собой приподнимаются в подобии улыбки, — она у меня встроенная.
— Значит сковородой. Они-то у тебя к плите не прикручены, — шутливость разговора, приносит облегчение, но после паузы Алена серьезно спрашивает. — Тат, что случилось?
Не могу
— Боже, Тата, какого черта им от тебя надо?
— Без понятия, Лель. Похоже старпер Павел вышел на новый уровень своей извращенной фантазии. Видите ли Оксана стала старой, а ему подавай молодое тело.
— Какая мерзость! — возмущается сестра. — Меня сейчас стошнит.
— А представь какового было мне. Я-то думала, переехав за шестьсот километров, смогу навсегда вычеркнуть этот ужас из памяти.
— Тат, а ты уверена, что твоего папу убили? — задает Леля неожиданный вопрос.
Я замираю, переставая оттирать несуществующее пятнышко со столешницы.
— Честно? Нет. Его смерть вполне могла быть случайностью. Но в глазах Павла мелькнул такой блеск, будто лезвие ножа отразилось, вот я и подумала…
— Знаешь, я раньше часто задумывалась: неужели никто не ищет бедолаг, которые туда попали. Ни родственники, ни друзья. Насколько помню, твои родители были уже в сознательном возрасте, когда там поселились.
— На счет Оксаны я не в курсе. Только знаю, что ее привела наша соседка. Они так и остались лучшими подругами. А отец детдомовский. Рано начал пить, курить, наркотиками баловался. Он говорил, что на одной из гулянок у кого-то на квартире поймал такой трип, что вошедшая Оксана показалась ему ангелом, и он сразу влюбился. Как по мне, это больше похоже на одержимость. Папа и меня любил и защищал от нее. Но все равно вернулся в поселение, ради женщины, которая его ненавидела.
В душе ядовитым цветком распускается обида, но она быстро усыхает под палящей болью. Я его больше никогда не увижу. Раньше жила надежда, что однажды папа навестит меня, и я познакомлю его с внуком. А теперь ни отца, ни надежды.
Сползаю на пол, стирая новую порцию горьких слез. Я даже могилу на смогу навестить, если она вообще есть.
— Танюш, я тебе очень сочувствую, — раздается тихий и успокаивающий голос Лели, а я успела забыть, что плотно прижимаю телефон к уху, — милая, но тебе нужно собирать вещи, разобраться с работой, поговорить с Масиком…
— С Максимом, — машинально ее поправляю, — хватит коверкать имя моего сына. Я хочу, чтобы он вырос мужчиной, а не пуськой-метросексуалом.
— Мой крестник, как хочу так и называю.
— Лель, — я снова становлюсь серьезной, — нам придется все рассказать Димке.
Сестра дышит в трубку и молчит. Боится реакции мужа? Глупости. Дима — адекватный. Я же приемная, а не заразная.
— Тат, а он все знает.
— Прям все?
— Прям все, — Алена
— Я не злюсь, Лель. Думаю, ты все правильно сделала.
— Мамуль, — в дверях появляется заспанный Максим. — Почему ты на полу и плачешь? Ты поранилась?
Я протягиваю руку к сыну, подзывая к себе. Он подбегает, шлепая босыми ножками, и усаживается ко мне на колени, прижимаясь всем телом.
— Максим, я с тетей Аленой разговариваю, очень соскучилась по ней. Как ты смотришь на то, чтобы поехать к ним?
— В гости?
— Нет, насовсем.
— А как же бабушка Вера, бабушка Люба и дед Вася?
— Они будут нас навещать, как тетя Алена и дядя Дима раньше.
— А как же мои друзья?
— Ты сможешь им звонить. А в Москве ты познакомишься с другими детьми, и у тебя будет много-много друзей.
В садик он ходит меньше года, но сейчас ему кажется, что друзей он завел до конца жизни. Но очень надеюсь, что моих доводов будет достаточно, не хочу увозить сына через силу.
Постепенно в серых глазах сына загорается восторг: новое место, новые друзья, возможность видеться с Аленой и Димкой чаще. В этом плане сын у меня молодец. Никогда не капризничает, когда я отвожу его к маме или оставляю у Вороновых. И переезд воспринимает, как приключение.
— Ура! Мы едем к тете Алене и дяде Диме.
Максим обвивает мою шею руками и крепко обнимает.
— Ух, одной проблемой меньше, — смеется Аленка, — попроси Антона посодействовать, чтобы не отрабатывать две недели.
— Неудобно как-то, — мямлю в ответ.
— Неудобно спать на потолке, а тебе как можно скорее надо бежать оттуда.
***
Около недели я, выходя из дома, внимательно осматриваю двор, боясь увидеть Лешину машину.
Я сбрасывала его звонки, не отвечала на сообщения, и он начал искать встречи. Мы поговорили только один раз у работы. Я узнала, что Павел уехал в командировку, и попросила Сомова больше меня не беспокоить. Но бывшему мои слова, как о стенку горох. Он наоборот стал названивать чаще.
С тех пор я никогда не оставалась одна. Вечером до садика меня подвозил Антон, а там встречал дядя Вова и провожал до квартиры. Утром наоборот. Обоим мужчинам я сказала, что Сомов стал слишком навязчивым и мне некомфортно. Они восприняли мой бзик с пониманием и вопросов не задавали.
С Байдиным мы договорились, что я отработаю неделю, а он примет заявление об увольнении задним числом. И, наконец, настал день, когда мы покидаем Сургут.
Дима недавно приземлился на частном самолете, и после дозаправки, мы все вместе попрощаемся с севером.