25 дней и ночей в осаждённом танке
Шрифт:
– Сколько в баках топлива?
– Половина, – ответил командир.
– Отдыхать! – увидев, что командир и механик-водитель от усталости валятся с ног, скомандовал Соколов. – По машинам!
За рычагами одного был Соколов. Оба тягача стали спускаться в долину.
Противник опередил их. По нашей позиции ударила артиллерия. Под прикрытием из-за сопки выехал тягач и на большой скорости направился к танку.
Заговорила наша артиллерия. Разрывы снарядов запрыгали рядом с тягачом.
В танке услышали нарастающий гул приближающегося к ним тягача.
– Немцы
– Приготовиться к бою, – так же тихо отдал команду Липкин и прильнул к ПТК-панораме.
Не доехав до танка, тягач остановился. С него на землю попрыгали румыны. Командовал тот же немец. Закрепив тягач тросом к столбам, румыны от лебёдки подтащили трос к танку и накинули его на крюк. Всё делали быстро, слажено. Торопились, не обращая внимание на близкие разрывы снарядов.
Будаев затормозил гусеницы. Ерошкин приготовился развернуть башню и выстрелить по команде Липкина.
Лебедка тягача стала медленно наматывать трос на барабан. Танк, зацепленный за один крюк качнулся, его повело в сторону. Трос натянулся. От нагрузки он лопнул. Сделав в воздухе замысловатый кульбит, полетел в сторону тягача, сбив с ног двух румын, стоявших между танком и тягачом. На их крики, стон не обращали внимание. Было не до них.
Румыны бросились снимать трос с крюка танка. Двое потащили его к тягачу. Из него спрыгнул на землю механик-водитель. Он нервничал, оглядываясь в сторону наших позиций. Из ящика с инструментами быстро достал скобы, которыми соединяют концы тросов при обрыве. Немец подбежал к тягачу, что-то громко кричал, размахивая руками. Но как румыны не торопились, мешал огонь нашей артиллерии, который усилился.
Разрывы снарядов заплясали рядом с тягачом, приближаясь к нему. Не смотав трос и волоча его за собой, танкисты повели его в укрытие переждать артиллерийский обстрел. В этот момент тягач наскочил на мину. Под гусеницей раздался взрыв. Он закрутился на месте и встал. Из него спрыгнул на землю экипаж и побежал на передовую к своим. Впереди румыны, бросив раненых.
В это время под огнём противника оба тягача, ведомые Соколовым, на полной скорости преодолевали долину.
Высоко в небе зонтиками зависли осветительные ракеты противника. В их свете, прорвавшись к плотине, на неё одновременно въехали оба тягача.
Всё это видел Штраубе, наблюдая из окопа, но сделать уже ничего не мог. Команда сосредоточить огонь артиллерии по тягачам была слабым утешением. Он проиграл!
С одного тягача спрыгнул Юрий и побежал к танку. В это время пехотинцы уже тащили тросы от обоих тягачей.
Раздался громкий стук по корпусу.
– Хлопцы, это я, Юрий Липкин.
Герман, услышав голос брата, одним махом открыл башенный люк.
– Герка, быстро заводи двигатель! Сейчас потащим вас.
– Заводи! – крикнул Герман Будаеву.
Артиллеристы противника перенесли огонь на танк. Снаряды ложились рядом, не достигая цели. На них не обращали внимание.
Пехотинцы уже зацепили оба троса за крюки и побежали к тягачам. За ними Юрий.
Скорей вытащить танк! Только в движении, скорости, рассредоточении для них
Все произошло настолько быстро, танк дернулся, прополз до плотины и замер. Не видя ничего за своей спиной, Будаев ощутил, как натужно гудели тягачи, как напряглись они, не в силах перетащить танк через плотину. Он уперся в нее кормой. Тягачи продолжали натужно гудеть, выбрасывая из-под гусениц комья земли. Тросы натянулись, готовые оборваться. Будаев торопился завести двигатель. Теперь все зависело только от него одного. Едва двигатель завелся и из выхлопных труб вырвался дым, Будаев включил заднюю передачу, дал полные обороты и тут же почувствовал, как корма медленно поползла вверх на плотину, а тягачи продолжали упорно тащить танк за собой. Когда задняя ветвь гусеницы оказалась над плотиной, тягачи перетащили его через плотину и остановились.
Рядом рвались снаряды. На них не обращали внимание. Скорей отцепить танк и укрыться за бронёй.
Быстро отцепили тросы с крюков танка и Будаев задом, на разворот у него не было времени, повел его к нашей передовой. Впереди долину пересекали тягачи.
Штраубе продолжал еще на что-то надеяться.
– Огонь! Огонь! – продолжал кричать он.
Спасение для него было в одном – успеть подбить танк! Артиллеристы сосредоточили огонь на нем. Снаряд, попавший в башню, рикошетировал от неё, не пробив броню.
Ерошкин повернул башню и выпустил несколько снарядов один за другим по передовой противника.
– Привет от экипажа! – громко кричал он, провожая каждый выпущенный снаряд.
– Ура! Бей гадов! – так же громко вторил ему Липкин, не узнавая своего голоса, забыв, что танк движется задним ходом, что Будаев ничего не видит и его надо постоянно предупреждать, какой рычаг тянуть на себя.
Рис. 9. Бей гадов!
Долину пересекали на большой скорости.
Увидев, как на его глазах быстро удаляется танк и он уже бессилен что-либо изменить, другого такого случая уже не будет. Штраубе казнил себя, что так необдуманно, бездарно на день отложил операцию. Дождался, когда к противнику пришел второй тягач. Теперь он должен будет ответить за провал. Штраубе знал, из Берлина прилетит группа СС с приказом арестовать его. Как истинный ариец, он и в мыслях не мог допустить для себя такого позора. Прежде чем его арестуют, он пустит себе пулю в лоб.
Не доехав до передовой, танк встал. Без масла, оно вытекло из двигателя и его заклинило. Будаев попытался завести. Стартер оказался бессилен провернуть его. Он понял, что запорол двигатель. За это механиков-водителей наказывали очень сурово страшным словом – штрафбат.
Подъехал тягач, подцепил танк и отбуксировал на СПАМ.
Из танка вылезли Липкин и Ерошкин. Будаев за ними. Вылезти он вылез, а идти не смог. От долгого сидения в танке на месте механика-водителя в неподвижном положении, ноги отекли и отказывались идти.