3 ряд, 17 место
Шрифт:
Маринка разблокировала телефон, открыла почтовый ящик. Письмо от англоязычного отправителя Philip Edward с заголовком «How are you?» («Как ты там?»). Марина открыла письмо: «Здравствуй, Марина! Я знаю тебя уже несколько месяцев – никогда не видел, но слежу за тобой виртуально. У меня всё хорошо. Как ты поживаешь, Марина? Напиши, если хочешь продолжить знакомство…» И подпись Philip Edward.
Марина читала и читала письмо бесконечное число раз. Она вытирала слезы, которые лились потоками на экран телефона, на ее большую грудь, оставались ручейками на лице. «Напиши, если хочешь продолжить знакомство…»
Маринка
Когда мягкий теплый гель растекся по животу и Кулакова начала по нему возить пластмассовым датчиком, Марина была спокойна. Кулакова подтвердила, что всё хорошо, Вартанян обрадовался этому, казалось, больше самой Марины. Конечно, он же не знал, что Philip Edward не только послал ей письмо, но и продолжил знакомство – накануне вечером она четко ощутила, как там, у нее внутри, шевелится, барахтается жизнь. Шумная, активная – такая, какая должна быть у детей, у ее детей, Филиппа и Эдуарда.
А с англоязычным виртуальным знакомым, который безуспешно пытался развести ее на деньги, Марина еще переписывалась какое-то время – примерно до 38-й недели, когда ей сделали плановое кесарево. А потом стало просто некогда. Но с каким же теплом она вспоминала письма этого нигерийского парня с интернациональным именем Филипп Эдуард. И, кажется, даже послала долларов сто на день рождения его очень несчастной тети…
Сделай так, Господи
После горячего душа наконец прошёл озноб. С полотенцем на голове она вошла на кухню, включила телевизор, вернулась, принесла из ванной комнаты бигуди. Помассировала полотенцем голову, вытерла кончики волос.
– Добрый вечер. Начинаем выпуск со срочных новостей. Несколько часов назад в аэропорту «Домодедово» потерпел аварию пассажирский самолет, следовавший рейсом в Екатеринбург, – она сделала громче. – По предварительным данным, среди пассажиров есть погибшие. Информация уточняется.
Показали заснеженное поле, ничего толком не видно. Корреспондент повторил слова ведущего. «Есть погибшие… Информация уточняется… уточняется…» Она схватила мобильный телефон.
– Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети…
Еще раз. Недоступен. В общем, зачем сразу так нервничать, правда ведь? Ничего ж неизвестно. Он просто сказал, что летит на Урал, а там полно городов. Челябинск… что там ещё? Ну, да, Екатеринбург… Следовавший рейсом в Екатеринбург… Господи, да, может, он уже прилетел или летит. Ведь рано утром из дома ушёл. Не один же рейс в этот день. Набрала. Недоступен. Взяла щетку, начала расчесывать волосы. Что зря волноваться-то? Позвонили бы уже, наверное. Бигуди. Где бигуди? Сбегала в ванную. Нет, там нет. Вернулась. На кухонном столе лежат уже, странно…
Сделала новости ещё громче. Про самолет ничего. Позвонила. Недоступен. Начала накручивать прядь волос.
Взяла телефон, набрала:
– Семён? Семён, привет! Это Аня – жена
Накрутила прядь. Опять взяла телефон. Надо ж позвонить куда-то, узнать. Что-то делать ведь надо… Крошки какие-то на столе. Вадим бутербродами завтракал. Надо было ему омлет сделать. Что всухомятку всё время? Смахнула в ладонь крошки, выбросила. Пакет с мусором полный. Отнести пока, выкинуть. Телефон с собой взять надо обязательно – вдруг позвонит… позвонят?.. Информация уточняется…
– Здравствуй, Анечка, – соседка тётя Нина шла выгуливать старенькую таксу Лору. – Спешишь всё?
– Да, здрасьте… Почему спешу?
– Так вон одну бигудюку накрутила, другие волосы болтаются.
– Ой, да, правда… Спешу, теть Нин!
– Как Вадим?
– Вадим? Нормально, Вадим… Я побегу? А то спешу, правда…
– Беги-беги, доченька. Но не быстро… Иногда остановись, осмотрись вокруг…
Надо спешить… Надо… в аэропорт, например, позвонить. Занято… Занято! Вечно у них всех занято… Куда ещё?
– Милиция? Ой, полиция? Скажите, как я могу узнать списки пассажиров самолета… Да, я знаю… Там занято… Хорошо, спасибо…
Не могут помочь… Зачем их придумали тогда, если не могут? На сайт надо зайти… Так, вот он сайт. Ни рейса, ни города, ничего не знаю. Ничего. Пусто на сайте. У них самолет разбился, а на сайте ни слова! Бигуди, да. Ушла в ванную. Где бигуди-то? Грязная ванна какая-то… Вадим придёт, скажет: а чего ванна-то грязная? Да помою-помою, что мне трудно, что ли? Включила воду… Выключила. Вернулась, схватила телефон. Неотвеченный вызов! А… это мама…
– Да, я тоже слышала… Я не знаю, мам… Чего-то нервничаю… Нет-нет, не знаю… Ладно-ладно… Да я спокойна… Ну, да… Утром рано уехал… Хорошо… Да, пока… Хорошо, говорю…
Набрала Вадима. Выключен. Подошла к столу. Какие-то он записи вчера делал. Может, есть где-то и про командировку. Город хоть какой? Чего всегда такая равнодушная? Ни города, ни рейса – ничего не спросила… Бесполезная вообще! Это не то, не то… Заодно сложить аккуратно всё надо, ручки сюда вот, бумажки здесь, чашку убрать… Иконку протереть надо. Мама подарила его ещё на свадьбу, семейная… Взяла в руки, начала её изучать. Красивая, надо же. Цвета такие уютные. И глаза у Иисуса как будто насквозь смотрят. Она прислонила иконку к стене и опустилась на колени. Как это делается-то? Ладно, никто не смотрит… только если Он… Сложила ладошки и быстро-быстро зашептала:
– Господи! Миленький! Миленький мой Господи! Пожалуйста! Пожалуйста, миленький! Пусть будет живой! Пусть только будет живой… Здоровый ещё… чтоб только живой и здоровый! Всё, больше ничего не надо, миленький! Господи мой миленький! Пожалуйста! Сделай так! Сделай!
Взяла иконку, посмотрела в глаза Иисусу. Услышал? Услышал, наверное. Поцеловать надо… А куда целовать-то? Не в лицо ведь, губы… неудобно как-то… Поцеловала не глядя, с закрытыми глазами. Как будто полегче стало. Поставила иконку на место. Да, прям вот легче стало намного. Надо же. Наверное, просто всё вот это вышло сейчас из головы и сердца… вот это, что накопилось… Телефон.