35 килограммов
Шрифт:
Телега скрипит, подпрыгивая на булыжниках. Я сижу в клетке, прикованный к прутьям толстыми наручниками. Где-то потерялся шлем, он мне нравился, хорошо защищал от местного палящего солнца. Волосы слиплись от пота, а солёный ветер с моря бьёт в лицо, смешиваясь с пылью дороги.
Старый город - это гнилые зубы, торчащие в небо. Один из стражников сказал, что вся столица из него выросла. Выросла и забыла. Кривые дома с облупившейся штукатуркой, балконы, готовые рухнуть под тяжестью горшков с увядшими цветами. Улицы узкие, как щели между зубами,
Лошади фыркают, телега въезжает в портовый пригород. Здесь ещё хуже. Дома срослись друг с другом, как больные органы, крыши покрыты плесенью и птичьим помётом. Над дверями кабаков болтаются вывески с похабными картинками, из-за ставней доносятся пьяные крики и визги. Где-то в переулке дерутся - звон разбитых бутылок, матерная брань, потом глухой удар и тишина.
А потом - порт.
Вдали, в туманной дымке, виден черный остров с отвесными берегами. Жуткий и уродливый с несколькими одинокими башнями, поднимающимися над волнами.
Ветра тут больше – а значит вони меньше. Он рвёт паруса кораблей, застрявших в грязной воде, качает прогнившие причалы. Вода чёрная, маслянистая, с плавающим мусором и дохлыми крысами. Рыбаки чинят сети, их пальцы шустро двигаются, будто плетут паутину для очередной жертвы.
И над всем этим - утёс.
Тюрьма.
Она врезана в скалу, как клык в десну. Высокие стены из тёмного камня, покрытые мхом и ржавыми цепями. По углам - башни с узкими бойницами, где мелькают тени часовых. Ворота - чёрные, с шипами, будто пасть, готовая сомкнуться на каждом, кто осмелится войти.
Телега подъезжает к подножию утёса. Дорога идёт вверх, вырубленная в скале, узкая и скользкая от вечной сырости. Лошади напрягаются, копыта скребут камень. Я смотрю вверх - там, за стенами, маячит силуэт виселицы. Пустой. Пока.
– Держись, сволочь, - хрипит один из конвоиров, тыча в меня древком алебарды.
– Скоро будешь любоваться видом с высоты.
Телега въезжает в тень высоких стен. Ворота скрипят, открываясь, и нас проглатывает темнота.
Тюремная камера пахнет сыростью, потом и чем-то кислым - будто здесь годами выливали прокисшее вино на каменный пол. Стены покрыты плесенью, а в углу плещется лужа, оставленная протекающей трубой.
Я вхожу, оглядываюсь по сторонам, пробегая по лицам сидящих. Ни одного знакомого - хотя нет, вижу парочку. Астра и Красавчик - этих ни с кем не спутаешь. Хмурятся и демонстративно уходят на другую сторону камеры, когда я сажусь в угол, неподалеку от них. Кроме них одни чужаки. Ни парня с кожей слона, ни тех, с кем сидели на одной скамье в суде. Меня, судя по всему, засунули в камеру к магам. Смешно, ведь колдовать я точно не умею. Камера каменная, но внутри её клетка, в ней мы и сидим. До стен не дотянуться сквозь прутья, как и до хрустальных шаров, висящих под потолком по периметру. Какие-то датчики, а может камеры
Я сижу на деревянной лавке, прислонившись спиной к холодным прутьям, и разглядываю графики курса валют. В камере кандалы сняли и теперь ничто не мешает возиться с сумкой. Бумага слегка помята, но цифры и линии всё ещё чёткие. Те самые, что нарисовала Астра, пока я ездил кругами, выискивая дорогу к восточным воротам.
Курс скачет вверх-вниз, как мячик, подпрыгивающий по ступенькам. Я вожу пальцем по линиям, пытаясь понять логику. Покупать на спаде, продавать на подъёме - кажется так говорят. Звучит просто. Но как понять, где настоящий пик? Может, стоит подождать, пока курс не взлетит до небес? Или продавать при первом же скачке, пока не просело обратно?
Я никогда не торговал на бирже. В армии нас учили стрелять, взрывать и выживать, а не играть в цифры. Но если уж я застрял в этом мире, придётся разобраться.
Достаю телефон, пишу заявку:
«Учебник по биржевой торговле для начинающих, что-нибудь, чтобы даже дебил понял»
Сумка жужжит, выдавая толстую книгу в мягкой обложке. “Трейдинг для чайников”. На обложке - улыбающийся дядька в галстуке, который явно знает что-то, чего не знаю я.
Только открываю первую страницу, как слышу шарканье. Напротив садится старичок - щуплый, с седой бородкой и глазами, будто выцветшими от времени. Его пальцы, тонкие и узловатые, как корни старого дерева, перебирают край моей книги. Вежливо, но уверенно, отталкиваю старого хрыча в сторону.
– Простите. Что это за фолиант?
– спрашивает он, снова присаживаясь и наклоняясь ближе.
– Учебник. О торговле.
Старик хмыкает, тычет пальцем в текст.
– На каком языке написано? Никогда такого не видел.
Я прикрываю книгу, изучаю его.
– А ты много языков знаешь?
– Не меньше сотни, - отвечает он, и в его голосе звучит гордость.
– Был архивариусом в университетской библиотеке, нашей, столичной.
– И как такой учёный мужик в тюрьме оказался?
Старик вздыхает, потирает переносицу.
– Внучка заболела. Чёрной лихорадкой. Лекарства дорогие, а я… использовал запрещённые техники. Создал зелье сам.
– И за это смертная казнь?
– Нет, - качает головой старик.
– Мне дали пять лет. Жена говорит, что, наверное, на Ледяную Геенну отправят.
– Ледяную Геенну? Никогда не слышал.
– Это плавучая тюрьма, для таких как мы, - безучастно вздыхает старик.
– Таких как мы?
– Магов-изгоев, тех, кто не подчиняется правилам.
Я киваю, возвращаюсь к книге.
– А вас за что?
– не унимается он.
– Хотел курсы валют просчитать. Ввязался в ограбление банка по глупости.
Старик прищуривается.
– И как вы их просчитывали?
– Мне маг один прогноз выдал. На две недели вперёд. Большой специалист в магии прогнозирования и вероятностей. Тоже из университета вашего. Декан. Голова. Глыба.
Лицо старика вдруг становится серьёзным. Он отодвигается, будто я только что признался в чём-то ужасном.