+35° Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)
Шрифт:
Я нагнулся за камнем, чтобы поучить ее хорошим манерам. Но услышал голос:
— Так его, Бип! За штаны, за штаны хватай!
Я обернулся. Позади меня стоял голый человек. На нем были одни плавки и еще очки.
Ничтожная собачонка почувствовала поддержку и закружила вокруг меняя, отыскивая незащищенное место.
— Вы ее не науськивайте! — крикнул я, выставляя ей навстречу ботинок.
— А ты здесь не шляйся. Посторонним вход строго воспрещен. Особая, зона — знаешь, что такое?
— Я
Собачонка все-таки попробовала прыгнуть и получила ботинком. Весь ее воинственный пыл мигом испарился. Не прекращая визга, она умчалась за палатки со скоростью звука.
— А кто ты? — Голый звонко шлепнул себя ладонью по лбу
— Приехал вот. — Я показал на чемодан.
— Турист-индивидуалист? — Он опять шлепнул себя, на этот раз по волосатой груди, и поморщился. — Разве это комары? Это же настоящие леопарды!
— У меня «Тайга» — хотите?
— Намажь ее на хлеб вместо масла. Вот если бы репудин.
— Репудин мама не достала. Его ни в одной аптеке города нет, — пояснил я.
— А-а, теперь я знаю, кто ты! — воскликнул голый. — Ты у нас сегодня весь план раскопок сорвал.
— Ничего вы не знаете! Я только что приехал.
— Ну, правильно. Владимир Антонович ездил за тобой на станцию, а ребята без него не решились вскрыть пятно.
— Какое пятно?
— Не знаешь? — он накачал головой. — А Владимир Антонович говорил: едет крупный специалист по пятнам.
— Где он сам? — спросил я.
— На почту вызвали, к телефону.
— А вы кто у него?
— Я? — голый снисходительно улыбнулся, и я понял, что дал маху. — Он у меня кто — вот правильная постановка вопроса.
— Ну, он у вас кто?
— Мой зам — и без всяких «ну». Просто зам. Понятно? Шутит или серьезно? Папа говорил — дядя Володя возглавляет археологическую экспедицию.
Неожиданно раздался веселый смех. Полог одной из палаток откинулся, и наружу вылезла девушка, вся в веснушках. Две смешные косички торчали по сторонам ее головы, как рожки.
— Слушай больше! — сказала она мне, все еще смеясь. — Он же самый известный трепач на всем четвертом курсе.
— Студент? — обрадовался я. — Простой студент?
Голый поморщился:
— Простых студентов не бывает. Студенты все люди сложные…
— Особенно троечники, — ехидно вставила девушка.
Голый человек поднял на лоб очки, посмотрел на меня прищурившись.
— А мы, кажется, коллеги. Он тоже знает, что такое тройки, — я вижу по его носу. Ведь знаешь, верно?
Девушка взяла меня за плечи.
— Ладно, хватит трепаться… Есть хочешь?
И только тут я почувствовал, как страшно проголодался. Ведь я сегодня даже не обедал.
Девушка повела меня в «Общественную столовую «Рот пошире!» — такая табличка
Скамьями служили прибитые к кольям длинные жердины — на них было очень неудобно сидеть.
Зато гороховая каша, которой я получил целую миску, показалась мне необыкновенно вкусной. Она пахла дымом и почему-то хвоей.
Они оба сидели напротив и смотрели мне прямо в рот; девушка с явной радостью, голый — с удивлением.
— Ну, Козлик, — сказал он, — один — ноль в твою пользу. Но остальные все равно есть не будут — вот увидишь!
— Съедят, как миленькие… Тебе еще?
Я кивнул. Мне хотелось сделать ей приятное.
— Только немного.
Голый хлопнул себя по плечу. Нарочно. Никакого там комара не было — я видел.
Добавка, пошла куда труднее. Теперь мне казалось, что каша здорово пригорела. Но я все-таки справился с ней. Потом спросил:
— Откопали уже что-нибудь?
— Гробницу Гая Юлия Цезаря, — тотчас же ответил голый.
— Цезаря здесь никогда не хоронили! — Думают, я не заметил, как они переглянулись.
— А где? — голый сделал вид, что ужасно поразился.
— В древнем Риме — где еще? Он там был царем.
— Не царем, а императором, — поправила девушка.
— Какая разница? — я торжествовал. — Даже само слово «царь» сделалось из слова «Цезарь».
— О, да ты отрок образованный! Пойдем к хранилищу, покажу кое-что.
Голый повел меня к одной из палаток. Возле нее стоял большой сундук. Я его сразу узнал. Он валялся у нас в сарайчике, и мама хранила в нем всякую ерунду: сношенные ботинки, мои сломанные игрушки. Потом дядя Володя увидел его, когда помогал папе колоть дрова, и выпросил. И теперь этот облезлый сундук возведен в высокий чин хранилища.
— Вот, смотри! — голый снял замок и откинул крышку.
В сундуке стояли три старых, потрескавшихся глиняных горшка. Один большой, кривобокий, два поменьше, с ровными боками. Между горшками лежали, аккуратно сложенные, черепки, таких же глиняных горшков.
И решил, что голый меня снова разыгрывает, и сказал насмешливо:
— Да, богато!
— Ты, малявка! — он рассердился, кажется, по-настоящему. — Ну-ка, встать! Руки по швам!.. Этим горшкам шесть тысяч лет, понимаешь! Шесть тысяч! Вся Европа еще жрала сырое мясо, а из этих горшков уже ели вареное. Древний Египет еще только раздумывал, стоит или не стоит начинать свою историю, а здесь уже жили мыслители и художники. Ты посмотри, какие богатейшие орнаменты. Видишь?
Я присмотрелся, но не увидел на горшках ничего, кроме выдавленных черточек и кружков. Подумаешь, богатство! А вот у голого за очками восторженно блестели глаза.