36 рассказов
Шрифт:
«„Пан Американ“ объявляет посадку на рейс 006, следующий до Лондона. Пассажиров просят пройти с посадочными талонами к выходу номер 9».
Когда они достигли барьера «Только для пассажиров», Майкл крепко обнял Дебби.
— Спасибо за незабываемый вечер, — сказал он.
— Нет, это я должна сказать тебе спасибо, Майкл, — ответила Дебби и поцеловала его в щеку.
— Сказать по правде, я не очень-то надеялся, что все кончится именно так, — признался он.
— Почему? — поинтересовалась Дебби.
— Сложно
— Ты был удивлен, что первый же наш вечер закончился в постели? — продолжила Дебби за него. — Зря ты удивляешься!
— Зря удивляюсь?!
— Да, зря. Все объясняется очень просто. Когда я развелась, все друзья в один голос твердили, что мне надо найти мужчину на одну ночь. Звучало это, конечно, здорово, но мне как-то не хотелось, чтобы мужчины в Нью-Йорке вообразили вдруг, что я так доступна.
Она нежно провела рукой по его щеке:
— И когда я встретила тебя и Эдриена, живущих за три тысячи миль отсюда, я сказала себе: «Кто бы из них ни прибыл первым…»
Стечение обстоятельств
Мы познакомились с Патриком Траверсом в Вербье во время зимнего отпуска. У лыжного подъемника субботним утром. Какой-то мужчина, на вид лет сорока с небольшим, пропустил вперед Каролину, уступая ей свое место, чтобы мы с ней могли подняться вместе. Этим утром он уже скатился два раза, пояснил мужчина, а потому может и подождать. Я поблагодарил его и тут же выбросил это из головы.
На вершине я и жена двинулись каждый своей дорогой. Она — на склон «А» к Марселю, который инструктирует только продвинутых горнолыжников: Каролина катается на лыжах с семи лет. А я — на склон «Б» к любому инструктору, который окажется на месте: я впервые встал на лыжи в 41 год, и, честно говоря, для меня и эта трасса пока еще слишком сложна, хотя я ни за что в этом не признаюсь, особенно Каролине. Встречаемся мы с ней вновь уже внизу, у подъемника, после того как каждый скатится по своему склону.
В тот же вечер мы столкнулись с Траверсом в ресторане гостиницы. Поскольку он был один, мы предложили ему составить нам компанию за обедом. Траверс оказался прекрасным сотрапезником, и мы неплохо провели вечер. Он слегка флиртовал с моей женой, не выходя за рамки приличий: ей, похоже, льстило его внимание. Я только со временем стал привыкать к тому, что мужчины неравнодушны к Каролине, и не нуждался в лишних напоминаниях о том, как же мне повезло. За обедом мы узнали, что Траверс — управляющий инвестиционным банком с офисом в Сити и квартирой на Итон-сквер. Он сказал, что каждый год приезжает в Вербье, с тех самых пор как впервые попал сюда во время школьной поездки. И не без гордости добавил, что каждое утро он первым оказывается у подъемника, а на трассе почти всегда опережает местных лихачей.
Траверса
Я заявил, что он всегда будет желанным гостем, но не придал этому разговору особого значения. До конца отпуска я видел Траверса всего дважды. В первый раз он о чем-то беседовал с женой моего приятеля, владельца салона, где в основном выставлялись восточные ковры. А позже я видел, как он сопровождал Каролину по коварной трассе склона «А» и при этом давал ей какие-то советы.
Шесть недель спустя я увидел его в своей галерее. Правда, у меня ушло несколько минут на то, чтобы вспомнить, кто же это. Пришлось изрядно напрячь ту часть памяти, где хранятся имена: политики подобный навык тренируют каждый день.
— Рад вас видеть, Эдвард, — сказал он. — Я прочитал объявление о выставке в «Индепендент» и тут же вспомнил о вашем любезном приглашении на закрытый просмотр.
— Спасибо, что пришли, Патрик! — ответил я, очень кстати вспомнив его имя.
— Я вообще-то не любитель фуршетов, — пояснил он. — Но ради того, чтобы взглянуть на Вюйара, готов ехать куда угодно.
— Вы настолько высоко его цените?
— О да! Я бы поставил его в один ряд с Писсаро и Боннаром. По-моему, он остается одним из самых недооцененных импрессионистов.
— Согласен, — ответил я. — Но в нашей галерее он давно уже в большом почете.
— И сколько стоит его «Дама у окна»? — поинтересовался Траверс.
— Восемьдесят тысяч фунтов, — ответил я.
— Эта картина напоминает мне одну его работу в «Метрополитен», — сказал он, разглядывая репродукцию в каталоге.
Про себя я отметил его познания и уточнил, что нью-йоркский портрет Вюйара был написан примерно в то же время, что и эта столь понравившаяся ему картина. Он кивнул.
— А миниатюра с обнаженной сколько стоит?
— Сорок семь тысяч, — ответил я.
— Миссис Хенселль, жена дилера Вилларда и вторая любовница художника, если не ошибаюсь. Французы в таких вопросах ведут себя более цивилизованно, чем мы. Но больше всего, — продолжил Траверс, — мне здесь нравится его «Пианистка».
И он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на портрет юной девушки, играющей на пианино, и ее матери, наклонившейся, чтобы перевернуть лист партитуры.
— Просто изумительно! — заметил он. — И сколько стоит?
— Триста семьдесят тысяч фунтов, — сказал я, подумав: интересно, потянет ли Траверс такую сумму?
— Превосходный вечер, Эдвард! — раздался вдруг голос у меня за спиной.
— Перси! — воскликнул я, обернувшись. — Но ты же, кажется, говорил, что не сможешь прийти.