36 рассказов
Шрифт:
— А с чего ты взяла, что это Траверс? — нервно спросил я.
— Ну, он же вечно твердит, что каждое утро первым выходит на горнолыжную трассу. Даже раньше инструкторов.
— Правда?
— А вспомни! Мы поднимались в первый раз на подъемнике в тот день, когда познакомились с ним, а у него это был уже третий подход.
— Разве?!
— Что-то ты сегодня туго соображаешь. Встал не с той ноги? — со смехом спросила Каролина.
Я не ответил.
— В любом случае надеюсь, что это именно Траверс, — добавила Каролина и сделала глоток кофе. — Мне он никогда не нравился.
—
— Он пытался подкатить ко мне, — сказала Каролина.
Я смотрел на нее во все глаза, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Ты не хочешь спросить, что случилось?
— Я настолько поражен, что просто не знаю, что и сказать, — ответил я.
— В тот вечер в галерее он так и вился надо мной. А после того как мы пообедали у него, пригласил меня на ланч. Я сказала, чтобы он отстал, — сказала Каролина. И нежно прикоснулась к моей руке: — Я никогда не говорила тебе об этом, так как думала, что, возможно, из-за этого он вернул Вюйара, и чувствовала себя виноватой.
— Это мне надо чувствовать себя виноватым, — возразил я, теребя рукой недоеденный тост.
— Нет, милый, ты ни в чем не виноват. В любом случае если бы я вдруг и решила изменить тебе, то не с этим пронырливым хлыщом. Только не с ним! Диана предупреждала, чего от него ожидать. И он совсем не в моем вкусе.
Я сидел, мысленно представляя, как Траверса везут в морг. Или того хуже: он все еще погребен под толщей снега. И я уже ничего не могу с этим поделать.
— Знаешь, я и вправду думаю, что тебе пора осваивать трассу «А», — заметила Каролина, когда мы покончили с завтраком. — Твои успехи выше всяких похвал.
— Да уж, — ответил я, погруженный в свои мысли.
На всем пути до горы я, кажется, не произнес больше ни слова.
— С тобой все в порядке, дорогой? — поинтересовалась Каролина, когда мы ехали с ней на подъемнике.
— Вполне, — сказал я, не в силах взглянуть вниз, в расщелину. Траверс все еще там или уже в морге?
— У тебя вид испуганного малыша. После работы, которую ты проделал на этой неделе, ты вполне можешь присоединиться ко мне, — приободрила меня жена.
Я слабо улыбнулся. Когда мы достигли самой вершины, я спрыгнул с подъемника чуть раньше, чем следовало. А сделав второй шаг, понял, что вывихнул лодыжку.
Каролина отнеслась к этому без всякого сочувствия. Она заподозрила, что я специально сделал это, чтобы не выходить на сложную трассу. Вскоре она пронеслась мимо меня и умчалась вниз, я же бесславно спустился на подъемнике. В самом низу я взглянул на механика, но он не удостоил меня взглядом. Я прихрамывая побрел в травмпункт. Каролина подошла туда через несколько минут.
Я объяснил, что дежурный врач подозревает перелом и требует, чтобы я немедленно отправлялся в больницу.
Каролина нахмурилась, отставила в сторону лыжи и отправилась искать такси, чтобы добраться до больницы.
Поездка была недолгой: судя по тому, как ловко водитель справлялся с коварными поворотами, дорога была хорошо ему знакома…
— Мы улетаем этим вечером, — сказал я, осторожно вставая на поврежденную ступню.
— Вы выбрали подходящий момент для травмы, — улыбнулся доктор.
Хромая,
— У тебя такой довольный вид, — отметила она, когда подняла голову.
— Еще бы! Что может быть хуже пары сломанных ног, поврежденной руки и шрама на лице?
— Какая же я недогадливая, — сказала Каролина. — А мне-то казалось, это простой вывих.
— Я не о себе, — уточнил я. — О Траверсе. Ну, помнишь, это утреннее происшествие? Там еще скорая приезжала. Но врачи говорят, что жить будет.
— Жаль, — сказала она, беря меня под руку. — После всего того, что ты перенес, я рассчитывала на твой полный успех.
Шах и mat
Когда она вошла в зал, все до единого взоры обратились в ее сторону.
Любуясь понравившейся девушкой, некоторые мужчины начинают с головы и следуют затем взглядом вниз, я же первым делом смотрю на щиколотки — и далее вверх.
На ней были черные бархатные туфли на шпильках и черное облегающее платье, которое заканчивалось довольно высоко над коленками, открывая безупречно стройные ноги. Мои глаза скользили все выше и замерли, чтобы оценить по достоинству тонкую талию и спортивную фигуру. Но больше всего меня поразило ее чуть вытянутое лицо, пухловатые губы и большущие — я таких в жизни не встречал — синие глаза. Всю эту красоту венчала густая шапка черных, коротко стриженных волос, буквально сиявших в свете люстры. Ее появление казалось еще удивительней в столь неожиданной обстановке. Появись она на дипломатическом приеме, светской вечеринке да даже на благотворительном балу, все тут же повернули бы головы в ее сторону, а уж на шахматном турнире…
Я следил за каждым движением незнакомки, высокомерно полагая, что она никак не может быть участницей. Она не спеша подошла к столу секретаря клуба и, словно опровергая мое предположение, отметилась в списке. Девушке дали номер, обозначавший ее противника в первой партии. Каждый, кому пока еще не достался соперник, замер в ожидании: может, она займет место напротив именно за его столом?
Шахматистка сверилась с выданным номером и направилась в сторону пожилого мужчины, сидевшего в дальнем углу зала: бывший капитан нашего клуба, лучшие дни в спортивной жизни которого были уже позади.
На правах нового капитана я отвечал за организацию таких вот турниров. Мы встречались в последнюю пятницу месяца в помещении, походившем на клуб, на верхнем этаже паба «Мэйсонс Армс» на Хай-стрит. Хозяин заведения должен был проследить, чтобы для нас выставили тридцать игровых столов, а также обеспечивал выпивку и закуску. Три-четыре других клуба из нашей округи отправляли сюда по полдюжины игроков сыграть пару блицев: это давало нам возможность сразиться с соперниками, с которыми иначе мы бы вряд ли когда-нибудь встретились за доской. Правила поединков несложные: не более минуты на ход, а значит, партия редко занимает больше часа. Если за тридцать ходов не съели ни одной пешки, в игре объявляется ничья. Затем короткий перерыв, чтобы выпить и перекусить (платит проигравший), так что у каждого участника есть возможность за вечер сыграть с двумя соперниками.