365 сказок
Шрифт:
Меня захватили слова, и я уже сам стал городом и миром, странником, отдавшим сердце, ветрами и музыкой.
Пока кто-то не тронул меня за плечо.
***
Встретившись с ней взглядом, я усмехнулся.
— Тебе нравится отрывать меня от работы?
— Похоже, все пути ведут к тебе, — пожала она плечами.
— Может, потому что и дверь, и дорога были моими?
— О, вовсе нет. Дело в ней, — она кивнула на бумагу на столе.
— В моей сказке?
— Ага, — она подхватила листок и пробежала
Сказка была всё ещё не дописана.
***
Много позже, переходя из мира в мир, я внезапно оказался на пирсе. Море лучилось солнцем, плакали чайки и звучала музыка.
Всё было знакомым и неизвестным.
Оглядевшись, я, почти не задумываясь, двинулся к лестнице, которая совершенно точно уводила в город. С каждой ступенькой я узнавал этот мир, и никаких сомнений у меня не оставалось — это была моя сказка, только живая, настоящая.
Сказка, которую я не успел дописать.
Я отыскал фонтан, у которого тогда остановился, и нашёл там… её.
— А вот и ты, — улыбнулась она. — Нравится?
— Вышло удачно, — пришлось мне согласиться.
— Да, душа что надо, — она потянулась и вспрыгнула на гранитную чашу, куда падал вода. — Теперь она сама себя допишет.
— Как ты поняла, что…
— А, пустяки, наугад, — она засмеялась.
Присев рядом, я засмотрелся на игру солнца с бойкими струями. Мне нравился этот мир и город, и я бы ни за что не подумал, что мог хоть сколько-то участвовать в их создании, но на самом деле не мог не заметить — так оно и случилось. И я выписывал каждую арку, вырисовывал фонтан и даже заставлял солнце играть со струями.
Какое странное чувство наполнило мою грудь, как удивительно было ощущать это, чувствовать и знать.
Она следила за мной, но не смеялась. Точно на самом деле и хотела, чтобы я наконец-то узнал то, о чём ей известно давным-давно. Кто поручится, что это было не так?..
***
Вечер обнимал меня и не желал отпускать, но я был уже дома, так что мог позволить себе пошататься по городским улочкам, вдохнуть вечер поглубже, подумать. Я встречал много разных душ, принадлежавших разнообразным мирам, но… Такого не видел. И даже не мог предположить, что душа может оказаться недописанным рассказом.
Снова я не заметил, как она выпорхнула из теней и остановилась рядом, всё такая же до дерзкого юная.
— Перестань уже, — укорила она. — Ничего ведь необычного.
— Просто…
— Просто перестань, — оборвала она. — Такое случается и этакое, мы же в дороге, всегда в пути, а это изменчивость и только.
— Да уж, — я покачал головой. — Но сказка…
— А что сказка?
— Не окончена.
— А как бы жил тот мир, если бы ты поставил финальную точку? — резонно заметила она. — Иногда и меньшего достаточно, чтобы он не ожил.
— Так ты теперь
— Как и ты, только почему-то не хочешь на это обращать внимание, — она ещё раз коснулась моего плеча. — Вот теперь мне пора. Увидимся.
— Увидимся, — и я точно знал, что пройдёт несколько лет, не меньше. Она тоже знала, потому прощальная улыбка у неё вышла очень печальной.
Но в дороге случается и не такое.
Я побрёл домой самой длинной дорогой.
Все миры некогда были кем-то написаны — словами или нотным станом, ритмом дождевых капель или облаками в небе…
Все.
========== 201. Решение королевы ==========
Всмотревшись в сферу, я увидел дождливый день. Из сплошной пелены медленно всплывала картина, точно поднималась с недостижимого дна. Чем дольше я разглядывал её, тем большее число разнообразных деталей возникало в ней, тем более живой она казалась, пока я не осознал — передо мной проплывают образы прошлого и будущего, настоящего и несбывшегося разом. Точно я должен сам составить из них определённый рассказ.
И я попробовал, всё так же не отрывая глаз от сферы, я попытался связать между собой клочки и осколки.
Сквозь ливень выросла печальная сказка.
***
Война продолжалась так долго, что мирных времён и не помнил никто, точно их тут совсем не бывало, никогда. И небо будто бы изо дня в день скрывалось за облачной пеленой, плакало дождями по погибшим, а таких были тысячи.
Сотни тысяч.
Иногда ей казалось, что скоро она станет властвовать королевством мёртвых, но откуда-то появлялись всё новые воины, откуда-то брались новые генералы. И опять, опять на границах вспыхивали стычки.
Её соседи не желали мира, они жаждали только безраздельной власти. Сколько раз ей хотелось покориться, склонить голову, опуститься на колени, вот только её покорность не спасла бы никого и ничего не исправила бы.
Потому что война казалась единственно возможной и её народу, и чужим. Они всё равно не стали бы жить мирно.
И в глубине души она полностью сдалась, а на деле продолжала отдавать приказы и подписывать волю генералов. Она была королевой смерти, королевой отсылающей на смерть, той, с чьим именем на устах падали сражённые воины, той, чей образ возносили идущие победным шествием…
***
Даже скорбь может стать рутиной. Она уже не выезжала на кладбище, чтобы бродить там меж крестов, она уже очерствела и совсем забыла, как мечтала некогда остановить безумие кровавой пляски.
Но однажды…
Всё ведь так и происходит — однажды.
Однажды гонец принёс ей письмо от врага. От того, чьё войско уже прошло половину её страны.
Враг писал:
«Разве стоит нам сражаться и дальше? Мне не нужны эти земли и эти люди. Я устал, а вы?»
Враг говорил ей: