365 сказок
Шрифт:
В тишине библиотеки я разбирал слово за словом новую историю, а где-то на полке бледнел, таял, растворялся в воздухе корешок книги, в которой раньше эта история ожидала своего часа.
Наконец я сел к столу и взял ручку. Она хорошо лежала в пальцах, хоть и оказалась массивной, даже тяжеловатой.
Первая строка почти сложилась, я аккуратно коснулся бумаги пером, капля чернил напитала острый носик, и вот уже потянулась первая буква. Возможно, мой почерк нельзя было назвать красивым или изящным, но зато он был уверенным и чётким:..
…В тех краях за волною
Плачут чайки, тоскуя о чём-то невольно.
Ветром полнится парус, свободой больна,
Прорывается к свету мелодия с солью.
Соль горчит на губах, обжигает язык,
И бывает, что хочется всё это бросить,
Но сквозь грудь так упрямо просочится рык,
И неважно, что шторм, и неважно, что осень.
Плачут чайки, а парус трепещет в ветрах,
И, наверное, зря я к тебе обращаюсь,
Но давно заблудился я в здешних местах,
Словно сердцем прирос, но ни капли не каюсь.
Иногда так желаю себя затереть,
На закате расплавиться в волнах прибоя
И исчезнуть, навеки себя запереть,
Чтобы больше не чувствовать этой вот боли,
Чтоб в реальности только волна за волной,
Чтобы плакали чайки, над морем взмывая.
Иногда… Но мой парус трепещет, родной,
Мой корабль плывёт, на закате не тая.
И строчки иссякли.
История выплеснулась, пахнула морем и солнцем, вскрикнула чайкой и… Я взял исписанный листок, осторожно сложил его, предварительно убедившись, что чернила просохли, и огляделся. Библиотекарь так и не появился, и я даже не знал, не нарушил ли случайно тайных правил этого загадочного места. Можно ли здесь записывать истории?..
Где-то вдали, между стеллажами, ровным солнечным прямоугольником вычертилась дверь. Библиотека подсказывала мне, что пора уходить. Потому ли, что я её обидел? А может, это всего лишь неспешное течение здешних энергий, и ничего странного не произошло?
Я всё же двинулся к свету, прикасаясь к корешкам, оглаживая их и мечтая, что полки этой библиотеки никогда не перестанут пустеть и обновляться, что обмен историями — рассказанными и нет — не закончится… Но несмотря на мечты и размышления, мне пришлось переступить порог.
Терпкий морской ветер ударил в лицо, солнечный свет после мягкого освещения библиотеки резанул глаза. Я стоял на морском берегу — на том самом берегу, который только что вылился в историю. Печально и протяжно вскрикивали чайки, волны шуршали, таская по пляжу ракушки, водоросли и прочие морские богатства. В отдалении плыл величавый парусник. Там и остался главный герой стихотворения, там он и будет пребывать, бороздя этот океан, что простёрся до самого горизонта, где ласково касается неба.
Я стоял на берегу и улыбался. Дверь за мной давно закрылась, библиотека затерялась в иных реальностях, но я верил, что она всё-таки впустит меня когда-нибудь ещё. Быть может, именно так и извлекают из неё нерассказанные истории? Кто знает наверняка?
Может быть, море?
========== 063. По ту сторону реки ==========
Кривые улочки спускались террасами и постепенно вывели меня к набережной. Заключённая в гранит
Я присел на влажный парапет и едва слышно сказал:
— Здравствуй, река.
Для меня она была безымянной, я появился в этом мире, в этом городе только с полчаса назад, прошёлся по улочкам в тщетной надежде найти море, но здесь была лишь она. Однако нельзя было не поздороваться.
Река безмолвно несла свои волны дальше, лишь редкий плеск о гранит отзывался мне.
— Где-то там, вдали, ты наверняка впадаешь в море. Может быть, обрушиваешься в него с высоты, может быть, мягко растворяешься, мешая воду… — продолжил я, прикрывая глаза. Река слушала, не прерывая. — Твоя вода, сейчас сладковатая, меняет вкус. Сознаёшь ли ты себя рекой, когда окончательно становишься частью океана?..
Этот вопрос, конечно, не был ни новым, ни оригинальным, и река, верно, засмеялась, не пожелав отвечать. Но туман точно сгустился.
Хотя, вероятно, всего лишь стемнело.
В сумраке город был особенно красив. Пусть небо и скрывали тучи, но яркие огни, мерцали разными цветами, приветливо горели витрины магазинчиков и кафе, теплом встречали окна зданий, на мосту развернулась целая сияющая сеть, точно он был заплетён паутиной, в которую попался рой светлячков.
Всё это сверкающее многообразие упало бликами на воду, растянулось цветными яркими пятнами, словно река вдруг украсилась бантами и лентами. Праздничное убранство.
Но мне не было здесь уютно. Этот город, такой будто бы весёлый, добродушный, мне казался совсем-совсем чужим.
Я поднялся. Мне уже было холодно, неприятно, сыро и промозгло. Двинувшись вдоль реки, я всё гадал, отчего так? Почему этой реальности я настолько… чужд? Вот только это были праздные размышления, и вскоре я от них отказался.
Отчего-то горожане не гуляли здесь, хоть на набережной горели фонари и тёплый оранжеватый свет разгонял темноту. Я был один на один с молчаливой рекой, с ночным воздухом, с замершим почти надо мной мостом. На том берегу не было города. Мост уводил из него прочь…
Мне захотелось пройти по нему, узнать, что же там на другой стороне.
Для начала нужно было найти, где поднимаются на этот мост. Он словно рос из центра города, такой огромный. И на набережной я мог бесконечно рассматривать высоченные колонны, удерживающие его над землёй, но взойти на выгибающуюся спину здесь было негде.
Повернув в сторону центра, я долго пробирался по улочкам. Мост всегда маячил где-то перед глазами, возносился к тёмному небу, не заботясь о том, что из-за него весь город будто бы сжимается и скукоживается. Сколько бы я ни шёл, он не приближался и не удалялся. Он существовал будто бы сам по себе, и нельзя было подобраться к нему поближе.