365 сказок
Шрифт:
Лишь мгновением позже я осознал, что стою на скалистом выступе, а подо мной простирается бездна, чёрно-сизая, отчего-то кажущаяся грязной. Там, внизу, уже не оставалось тверди, не было плоти мира. Там начинался хаос, изначальность, пришедшая, чтобы поглотить мир без остатка.
Здесь не было троп. Они уже обрушились, лишь местами выступая из скальной породы. И мне пришлось карабкаться, держаться изо всех сил, потому что я не хотел сорваться и познакомиться с изначальностью лично раньше, чем следует.
Скалы резали пальцы, бурые, алые и багряные камни с удовольствием пили кровь из порезов.
Наконец я оказался на плоском плато. Оно простиралось так далеко, что терялось в скудной дымке тумана. Сплошь изрытая оспинами земля, безжизненная, местами превратившаяся в пыль, местами ставшая растрескавшимся камнем, ничем не радовала глаз. Я двинулся вперёд, гадая про себя, всё ли здесь уже стало таким. Возможно ли отыскать кого-то живого?
Снова цвета мешались — от жжёной умбры к багрянцу, от пепельно-серого песка к карминно-алым окатышам булыжников неведомой породы. Пыль, кирпично-красная, усыпала мою одежду, забилась в волосы, ноздри, глотку, и я повязал шарф, чтобы не вдыхать её слишком много. Наверное, изнутри я тоже стал таким же прожжённым кирпично-красным.
И пока я шёл, всё больше проникаясь печалью, ведь видеть такое безмолвие и такую разруху было попросту больно, тем слышнее становился шёпот бездны. Она уговаривала, манила и звала к себе, и не составляло труда догадаться, что многие вняли её зову. Вот только я этому миру не принадлежал, в том и была моя защита.
Плато оборвалось так внезапно и резко, что мне пришлось взмахнуть руками, остановившись на краю. Казавшееся бесконечным, здесь оно было точно срезано гигантским ножом. Но вниз вели ступени. Там раскинулась долина, такая же пустынная и лишённая какой-либо растительности, а среди неё высился остов города.
Долина с высоты казалась пропыленно-голубой, а город – красно-жёлтым, с подпалинами. И эти краски отсюда виделись чистыми и красивыми, вот только в них тоже чувствовалась утомлённая меланхолия, точно художник, набросавший картину небрежными мазками, не окончил и не прописал её тщательнее из-за глубокого отчаяния, овладевшего им.
Спускался я долго, беспокойно поглядывая на вздумавшее нахмуриться небо. Громоздкие, рыжевато-серые облака набежали с севера, если у этого мира оставался север. Я не доверял здешним ливням и не хотел столкнуться с ними близко. Но дождь всё не начинался, и когда я оказался внизу, только сухой ветер встретил меня, обсыпав пылью.
К городу вела дорога. Изрезанная трещинами, она напоминала морщинистую кожу старика, и отчего-то возникало неприятное ощущение, будто мне пришлось идти по громадному — и совершенно точно мёртвому — лицу. Серо-голубые плиты с вкраплением мелких бирюзовых точек когда-то наверняка восхищали каждого, кто шёл этим путём. Теперь же их было жаль. По обе стороны дороги серая пыль залегала дюнами, никаких трав, кустарников, ничего больше. Скоро кирпично-красный смешался с серым, и получившаяся сухая бурая грязь окончательно испортила мою одежду.
Даже издали было заметно, что город почти разрушен. Дома покосились, смотрели пустыми окнами, стояли без крыш. Чем ближе я подходил, тем больше видел разрушений —
И здесь шёпот бездны слышался чётко и чисто. Она всё звала и звала, было как-то глупо не подчиниться. Наверное, это меня и развеселило. Я ускорил шаг.
В иных местах из любопытства я бы поискал, попытался предположить причину разрушений, но здесь всё было слишком однозначно. Мир разрушался, его время кончилось, и потому он пришёл в запустение. Я всё меньше верил, что смогу найти кого-то из обитателей здешних мест.
Улицы города дышали бездной. Где-то в самом центре его, вероятно, образовался разлом, и, наверное, лучше было уйти, а не выискивать его, но внутри меня задрожал невидимый компас. И я не хотел ему отказывать. Квартал за кварталом — серые, жёлтые, оранжевые, розовато-лиловые… Когда-то город был восхитителен, но сейчас стал руинами, и хоть в утомлённом, усталом и разрушенном тоже была прелесть, меня эти красоты заставляли печалиться.
А в центре площади я нашёл её.
Поначалу можно было подумать, что она — жительница этого мира, его дочь, оставшаяся в одиночестве после свершившейся катастрофы. Но тут она посмотрела мне в глаза, и я увидел, что у неё нет зрачков, а радужка, совершенно круглая и переполненная серым и чёрным, принадлежала оголодавшей бездне. Улыбка её была мягкой, но становилась всё шире и шире, и вот уже показались белые клыки.
— Что ты забыл здесь, странник?
Она протянула ко мне руку, но бессильно уронила её, в тот миг я заметил, что она врастает в каменные плиты… или вырастает из них и не может сдвинуться с места.
— Искал жизнь, — я оглядел разрушенную площадь. — Но здесь только гибель.
— Мирам настаёт пора уходить, — кивнула она. — Хочешь, уходи с ним.
— Моя дверь откроется в ином месте.
Я уже даже видел её, но бездна была бессильна рассмотреть сияющий прямоугольник прямо рядом с собой.
— Жаль… Странники хороши на вкус, — она хрипло рассмеялась. — Шутка голодной бездны, как тебе?
— Наверное, даже смешно, — я шагнул к двери. — Неужели тут никого больше нет?
— Есть, — и тут лицо её преобразилось. Кто бы мог подумать, что бездна сумеет нежно улыбнуться. — Держи.
На её когтистых ладонях появилось пушистое создание, больше всего похожее то ли на кролика, то ли на совсем юного дракона, отчего-то сменившего чешую на шёрстку.
— Он здесь последний.
— Что мне нужно сделать?
— Дверь отведёт тебя в мир, где продолжится жизнь этого существа, — и бездна вдруг скрылась, исчезла, будто впитавшись в плиты.
В тот же миг в самом сердце мира зародился чудовищный стон, он рос, рос, пока не стал криком. И когда слышать его было уже совсем невозможно, я шагнул через порог.
Спокойствием полудня переполнился воздух. Луговые травы тянулись к небу, ручей щебетал на перекатах. В этом мире я бывал часто, я знал его, и он узнавал меня.
Между раскидистыми кустами я свил из мягкой травы подобие гнезда, куда и уложил пушистое создание, пережившее собственный мир. Сон, насланный бездной, был крепок, и потому я успел уйти прежде, чем спасённый проснётся…