4 любовника и подруга
Шрифт:
– После того как вы расстались, папа с кем-нибудь встречался?
– Наверное. Я не знаю.
– А почему…
– Почему он меня бросил? Ну, это просто. Потому что не любил. Никогда. И это вовсе не его вина, просто я не смогла… не сумела…
– Что?
– Удержать его. В таких, как я, такие, как он, не влюбляются. Я это знала. Зато несколько месяцев были мои.
Я шла по больничному коридору, пытаясь разобраться в своих чувствах. Я думала о Кате, о ее любви к моему отцу и страшной цене, которую она заплатила за эту любовь. Изувеченная, на больничной койке, она продолжает любить человека, который ее бросил.
Один коридор сменял другой, а я все шла куда-то, ускоряя шаг, как будто старалась сбежать от своих мыслей. И едва не ткнулась носом в запертую дверь. И только тогда огляделась с удивлением, пытаясь сообразить, где нахожусь. Отделение, где лежала Катя, я давно покинула и теперь стояла в соседнем корпусе. Здесь вовсю шел ремонт. Однако никого из рабочих сейчас поблизости не было. Как меня сюда занесло?
Чертыхнувшись, я побрела назад. Свернула в ближайший коридор, где начали менять окна. Быстро пересекла его и оказалась перед стеклянной дверью и едва не столкнулась с мужчиной в белом халате. Он шел навстречу, сунув руки в карманы, и что-то насвистывал. На лоб надвинута шапочка, глаза скрыты очками с толстыми линзами.
– Простите, где выход из отделения? – спросила я.
– Прямо и направо.
Он пошел дальше, а я пробормотала, замерев от неожиданности:
– Мигель?
Черт, это он, конечно, он. Я полезла в сумку за телефоном, наблюдая за тем, как он скрывается за поворотом. Закричать? Мы в больнице, а этот тип, по словам Вадима, псих и садист. Я торопливо набрала номер, надеясь, что мне не придется долго объясняться, и тут услышала:
– Стой. – Кричали в том самом коридоре, куда он свернул полминуты назад. – На пол, лицом вниз.
Вместо того чтобы бежать вперед, я сломя голову побежала назад. Выскочил парень, отчаянно замахал руками и крикнул:
– Уходи отсюда, быстро! – По инерции я пронеслась еще с полметра и оказалась в его объятиях. – Уходи, тебе говорят! – рявкнул он. Из-за его плеча я увидела длинный коридор, мужчин, пятерых или шестерых, и человека в белом халате, которого они брали в плотное кольцо.
– Спокойно, ребята, – сказал Мигель, поднимая руки. – Готов с вами хоть на край света.
– На пол, быстро! – заорал кто-то. Мигель стал медленно опускаться на одно колено, и я уже решила: сейчас все кончится.
Но он вдруг резко выпрямился, в два прыжка достиг окна, правая створка которого будто нарочно оказалась открытой, вскочил на низкий подоконник и сиганул вниз. Створка окна ударилась о стену, стекло разбилось, и во все стороны полетели осколки.
– Кто внизу? – перекрикивая общий гвалт, проорал мужчина в комбинезоне, двое бросились к окну, тот, что держал меня все это время, сказал в досаде:
– Тебе-то чего здесь надо? А ну, марш отсюда!
На ватных ногах я припустилась к выходу, теперь у меня было лишь одно желание – поскорее оказаться как можно дальше от больницы. Я бегом спустилась по лестнице и только на улице немного пришла в себя. Мигель прыгнул с третьего этажа. Может, конечно, и не разбился насмерть, но покалечиться должен был.
Я оглядела
Бодрым шагом я направилась к своей «Ауди», рядом с ней привычно пристроился «БМВ» с охраной. На кой черт мне охрана, если все самое интересное они умудряются прошляпить. Окна «БМВ» были открыты, парни с серьезными лицами наблюдали за тем, как я приближаюсь, я помахала им рукой. Должно быть, они, как и я, считают, что папа дурака валяет, отправив их везде меня сопровождать, вот и не усердствуют особенно. Сев в машину, я засмеялась, смех был довольно нервный.
– Черт-те что, – покачала я головой, удивляясь прихотям судьбы. Она как будто нарочно сводит нас то и дело. Ну, теперь-то мы с Мигелем простились надолго. Если повезет, то навсегда.
Одно было хорошо – неожиданное приключение избавило меня от невеселых размышлений об отце. Так что Мигелю следовало сказать спасибо. Интересно все-таки, жив он или нет. Сообщат об этом в новостях? Надо позвонить Соньке, поздравить с тем, что одной головной болью у нас стало меньше. Однако Сонькин домашний телефон не отвечал, а мобильный оказался вне зоны досягаемости. Зато Глеб на мой звонок ответил сразу.
– Через двадцать минут жду тебя на площади Победы, – сказал он.
Если честно, я была уверена, что вечер мы закончим в одной постели. Я бы против этого возражать не стала. Папа уехал очень кстати, не придется объяснять, где меня носит по ночам.
Мы поужинали в ресторане, за столом болтали о пустяках, потом отправились бродить по улицам старого города. Глеб держал меня за руку, раза два обнял как бы невзначай, но далее этого не пошло. То ли он не решался сделать мне соответствующее предложение, то ли вовсе был далек от такой мысли.
Я почувствовала себя обманутой и уже хотела задать вопрос: какого черта он ведет себя эдаким праведником? Но вовремя притормозила, сообразив, что у него на это может быть причина. Прыти во мне заметно поубавилось, и я подумала с беспокойством: вдруг он не торопится что-то менять в наших отношениях, потому что вовсе не уверен в своем выборе? Обида крепчала, и, когда она стала проявляться легкой язвительностью, я решила: пора домой.
– Уже поздно, – сказала я, Глеб одновременно со мной произнес:
– Я подумал…
Мы уставились друг на друга и замолчали. Он заговорил первым:
– Почему бы выходные нам не провести вместе?
– Здорово, – сказала я, решив, что выходных можно бы и не дожидаться, тем более что наступят они через сорок пять минут. Но у него, видно, было свое мнение на этот счет. Так ничего более не услышав, я попросила: – Проводи меня до машины.
Мы побрели в сторону площади, он сильнее сжал мою руку, и я подумала: вот сейчас… Ничего подобного. Я уже достала ключи от машины, открыла дверцу, когда Глеб обнял меня и поцеловал. Поцелуй длился долго и возродил во мне надежду.