419
Шрифт:
Пожалуй, настало время упомянуть некую малозначительную деталь.
— Не знаю, важно ли это, — сказал Ннамди, — но я раньше не водил автомашины. Моторки — да. Еще бы. А грузовики нет.
Джо уставился на него:
— Ты не умеешь водить?
Ннамди потряс головой:
— Нет. Я так понял, тебе в основном механик нужен.
— Механик и шофер. Два в одном. Я не могу один вести до Кадуны. Далеко слишком. Так, слушай. Сцепление знаешь?
— Конечно.
— Ну и вот. Переключаешь передачи, выше-ниже, давишь на газ, ведешь грузовик посередь дороги — мы большие, нам все уступят. На тормоза плюнь — они тормозят. Не можешь найти
Вот и вся любовь.
— Ты пока ее подрегулируй, а я пойду, — сказал Джо. — Надо вещички собрать. Путь долгий, зато в конце нас ждут сокровища!
Ннамди полчаса искал, где открывается капот, а когда нашел, немало перепугался, обнаружив, что откидывается вся передняя часть кабины, от ветрового стекла до решетки радиатора. С приезда в Портако он не работал с машинами крупнее мини-фургонов. Он заглянул в двигатель цистерны — все равно что человеку в грудную клетку подсматривать. Ремень вентилятора узнал, остальное не очень. Поразмыслил, затем потихоньку прикрыл капот.
— Вроде нормально, — сказал он Джо — тот наверху запихивал в безразмерную клетчатую сумку «мечта оккупанта» случайные тряпки и банки мутного домашнего бухла.
— Отлично! Погнали!
63
Ннамди закинул свою «мечту оккупанта» в кабину. Уцепился покрепче, запрыгнул на пассажирское сиденье, и оно спружинило.
Ннамди вырядился, как положено иджо, в желтое — шаровары и полосатую рубаху. Джо нахмурился.
— Замерзнешь так.
— Замерзну? — Они ехали на север, на границу Сахары.
— Увидишь. — Джо затолкал последнюю банку на сиденье посередине. — Это нам для сугреву, — пояснил он. — Парага. Йоруба варят. Травы, спирт, тоники и все такое. Я еще туда огогоро [35] добавил, для забористости. Захочешь — не уснешь, глаза сами таращатся. Согреет насквозь. Если копыта не отбросишь.
Джо завел мотор и рывками, выворачивая баранку, вырулил из гаража в переулок едва ли шире цистерны. Все равно что с шестом на лодке в узеньком ручейке. Только движение вокруг поживее. Они задели ларек — рассыпалась пирамида бугристого ямса — и уронили велосипед, пешеходы во вьетнамках кинулись врассыпную. Недостаточно поспешно, впрочем, — Джо гудел, расчищая себе дорогу. Затем, распихивая машины, влез в пробку.
35
Огогоро — нигерийский напиток из сока пальмы рафии, с содержанием алкоголя 30–60 %; готовится в основном в домашних условиях и поэтому бывает крайне опасен для жизни и здоровья потребителей.
— Полоса забита, — пожаловался он, пытаясь не дать мотору заглохнуть.
Вырулил на встречную полосу, обогнал пробку, вернулся на свою. После пробки они набрали скорость, с ветерком пролетели мимо задымленных барачных трущоб и жилых комплексов нефтяников — за воротами, точно тюрьмы класса люкс. На улицах под раскидистыми кронами теснились бесконечные ряды ларьков. Город и лес. Порт-Харкорт. Портако.
С каждым километром — на километр севернее, чем Ннамди прежде бывал. «Вот сейчас дальше всего, и сейчас, и сейчас. И сейчас».
— Я видал вечером, — сказал Джо, — как ты бросал камушки, веточки-перышки читал. — На зеркале висело маленькое распятие —
Распятие болталось между ними — нырнуло и подскочило рыбкой на крючке, когда Игбо Джо снова переключил передачу.
Овумо слышат отовсюду, и Ннамди привез с собой из Дельты всякие мелочи.
— Просил нам удачи в пути, — сказал он. — И все.
— Ну, — сказал Джо, — хоть бы помогло. А то впереди солдаты.
Дорогу на окраине перегородили люди в хаки, одну за другой досматривали машины. Джо припрятал в бардачке пухлую пачку найр.
— Отстегни им чутка, — велел он Ннамди.
Когда заплатили «инспекционные», им разрешили прогрохотать дальше. Еще несколько минут — и опять блокпост, на сей раз полицейский.
Когда преодолели и его, Джо свернул на выезд, и город отступил. Стекла опущены, в кабине плескался густой бульон из выхлопов и духоты.
— Кондиционера нету! — заорал Джо. — Зато есть музыка.
Он вогнал кассету в магнитофон, и хайлайф заполнил кабину, завихрился новым ветром. Трубы и тромбоны, металлическая перкуссия, хлопками отбиваемый темп. Хайлайф растворился в джуджу, а джуджу — в афробите, а для полноты картины — джаз и калипсо, госпел и самба, женские голоса подпевают, густая пена мужских вокалов ведет.
— Фела Кути! — прокричал Джо. — Я его живьем на сцене видел, в Лагосе, много лет назад. Еще до… ну, ты понял.
Агенты властей вкололи Кути СПИД — музыке его позавидовали. Такие, по крайней мере, ходили слухи. [36]
36
Фела Аникулапо Кути (1938–1997) — нигерийский мультиинструменталист, композитор, один из первых исполнителей афробита, правозащитник, в 1970–1980-х активно выступал против милитаристских властей Нигерии и за демократическую республику. В 1970 г. основал в Мушине, пригороде Лагоса, «Республику Калакута» — коммуну, которую объявил независимой от Нигерии. Умер от саркомы Капоши как осложнения СПИДа.
Их окатывало музыкой — жизнерадостной, счастливой, злой, живой.
— Музыка йоруба, значит? — поддразнил Ннамди.
— Не йоруба, — ответил Джо. — Африканская. Настоящая музыка, а не эта мумба-юмба, которая у вас в Дельте.
— Барабаны Дельты — пульс богов. Выкажи уважение, — засмеялся Ннамди.
— Если у богов такая музыка, им бы уроки сольфеджио брать. Побольше мелодий и поменьше мумбы-юмбы.
Джо прибавил громкости, и их понесло дальше на волнах хайлайфа и афробита, и в ртутном гробу под названием «Мечтать не вредно» они захлебывались воздухом и улыбались до ушей.
Они свернули с шоссе и теперь забирали к северу по влажным лесам. Обочины усеяны останками авто, асфальт сплошь в выбоинах. Их отбрасывало на спинки сидений, потом кидало вперед. Ннамди цеплялся за приборную доску.
— Дальше будет хуже, — предупредил Джо.
Только на этом первом отрезке Ннамди насчитал десяток разбитых машин. Цистерна перла вперед.
64
— А кого убили-то? — спросила Лора.
Давным-давно, моросит, скоро вечер. Играли в «Улику», старший брат раздавал карточки.
— Да без разницы, — ответил он. — Каждый раз одного и того же мужика. Безымянного. Кидай уже кубик, а?